Пиджак сел безупречно. Но главное было не в ткани и не в вышивке. Именно в этот момент, когда я надел его, всё во мне словно сошлось воедино. Впервые я ощутил себя тем, кем и должен быть – аристократом. От этого осознания по коже побежали мурашки.
До этого я понимал, что оказался в другом мире, но разум упорно отказывался принять это до конца. Всё происходящее воспринималось как затянувшийся сон – порой логичный, порой абсурдный, но всё равно сон. Теперь же, глядя на собственное отражение в зеркале, я ясно осознал: точка перелома пройдена.
Я впервые позволил себе рассмотреть себя по-настоящему. Семнадцать лет, но отражение показывало человека куда старше. Щетины не было – вероятно, дело в магии. Рост – около метра восьмидесяти пяти: не слишком высокий, не низкий, а ровно тот баланс, что принято считать идеальным. Лицо с правильными чертами – не смазливое, но и не грубое. Волосы растрёпаны, но так, будто это и было задумано. Всю жизнь я мечтал выглядеть именно так – и никогда ничего для этого не делал. А теперь получил это тело, не приложив усилий. Ну, если не считать усилием смерть… подавившись косточкой.
Я больше не Станислав Мечев, бывший владелец этого тела. И не тот Аристарх, вундеркинд из моего мира, чьё имя так и не прозвучало в его трудах. Теперь я – Аристарх Николаевич Романов. Настоящий аристократ, представитель древнего рода. С выправкой дворянина, боевыми навыками убийцы и умом, которому под силу удержать наследие рода.
Все эти качества наконец собрались воедино. И пиджак на плечах стал для меня не просто одеждой, а знаком перемен, рубежом, после которого я больше не имел права быть прежним.
Я покинул свою комнату, и коридоры поместья встретили меня тишиной, нарушаемой лишь моими шагами. Несколько мгновений спустя передо мной распахнулись огромные двухстворчатые двери. Каждый раз, видя их, я ловил себя на том, что невольно останавливаюсь: такие массивные створки открывались так легко, будто вес их не существовал вовсе. В них не чувствовалось ни крупицы Эхо – значит, дело было в простой, почти трогательной заботе о механизме. Кто-то неустанно следил за ними, иначе металл давно бы превратился в ржавый лом.
На брусчатке перед крыльцом меня ждал Максим Романович. Его взгляд скользнул по мне и задержался на гербе, вышитом на пиджаке. В уголках губ мелькнула короткая усмешка, и я сразу понял её смысл: теперь этот символ вновь станет знаменем, под которым восстанет древний тринадцатый род.
Он снова сделался невозмутимым, лишь коротко кивнув, будто проверяя мою готовность. Я шагнул к нему, и мы двинулись вместе. Аллея, ведущая к воротам, тянулась вперёд, каменные плиты отдавали в подошвы ровным эхом. Максим шёл чуть сбоку, будто инстинктивно беря на себя роль щита.
– Несколько стрелков уже заняли позиции, – негромко сообщил он, не глядя в мою сторону. Его руки были опущены, движения спокойные, но я уловил в походке ту собранность, что выдают только бойцы. – Они прикроют нас от возможных провокаций. Любая попытка бросить что-либо или достать оружие будет остановлена.
Я усмехнулся, качнув головой:
– Думаешь, кто-то рискнёт напасть здесь, у ворот моего же поместья?
Максим Романович скосил на меня взгляд, и в его голосе прозвучала та же каменная твёрдость, что и всегда, когда он говорил о деле:
– Господин, вы сейчас единственный представитель древнего тринадцатого рода. Уже этого достаточно, чтобы многие задумались, как убрать вас с дороги. Древние рода всегда обладали силами, способными влиять не только на дела Империи, но и на равновесие в других странах. Для одних вы надежда, для других – угроза.
Я заметил, как его плечи слегка напряглись, будто он готовился перейти в иную плоскость.
Мы приближались к воротам, и Максим Романович чуть замедлил шаг.
– На пятидесяти метрах я перейду в боевой режим, – спокойно произнёс он, словно сообщал неоспоримый факт. – Держитесь позади меня. Моих рефлексов хватит, чтобы перехватить любую угрозу, но лучше не испытывать судьбу.
Я лишь кивнул. В его голосе не было сомнения, и спорить с этим было бессмысленно.
Гул толпы впереди становился всё отчётливее. Сначала он напоминал далёкое жужжание, но чем ближе мы подходили к воротам, тем яснее звучали отдельные голоса, крики и даже раздражённые выкрики фамилий. Я невольно усмехнулся – всего-то двадцать минут назад я закрыл за собой дверь ванной комнаты, а теперь журналистов стало раза в два больше. Казалось, они буквально росли из земли.
Или же… спали где-то поблизости, в машинах, в придорожных лесах, ожидая сигнала. Стоило только кому-то шепнуть, что барон всё-таки выйдет, как к воротам тут же подтянулись новые машины.
Толпа дрожала от напряжения. Камеры торчали над головами, вспышки били одна за другой, хотя пока снимать было нечего. Люди толкались, переговаривались, кто-то пытался вскарабкаться на капот автомобиля ради лучшего ракурса.
Я уловил знакомое мерцание – среди общей массы выделялись несколько фигур. Маги. Не сильные, судя по тому, как колыхалось вокруг них Эхо, но всё же пробуждённые. Возможно, уровня Милены, а может, и слабее. С такого расстояния определить точнее было трудно.
– Вижу, что вы тоже заметили, – негромко обронил Максим, даже не оборачиваясь.
Я сжал губы в тонкую линию и вновь кивнул. Всё становилось слишком серьёзным для простого выхода к прессе.
Глава 4
Мы продолжили движение. На отметке в пятьдесят метров Максим Романович, словно по невидимой команде, шагнул в сторону и включил боевой режим.
Мир вспыхнул.
Я замер на секунду, потом заставил себя выровнять дыхание. Как учился в последние дни – чуть изменил угол восприятия. Струны остались, но перестали слепить: их яркость успокоилась, линии стали тоньше, прозрачнее. Всё ещё видимые, но больше не заслоняющие мир.
И именно тогда я заметил то, что раньше ускользало. В толпе у ворот были не только журналисты, шумные и пёстрые, с поверхностными всплесками Эхо. Среди них стояли другие. Издалека я принял их за шестые ранги, но теперь, на ближней дистанции, картина изменилась. Седьмой. А кое-где – и восьмой. Воздух вокруг стал плотнее, тяжелее, словно сама среда набрала вес. Давление не имело формы, но ощущалось каждой клеткой.
Я краем глаза заметил, как изменился Максим Романович. Его шаг остался ровным, дыхание – спокойным, но сама фигура словно потяжелела. Не внешне – внутренне. Он не сразу вывалил всю мощь, на