– Дедушка… я же не готов быть дедушкой для детей Златы…
Его Величество вдруг выпрямился, поднял палец к потолку и торжественно заявил:
– Я же Император! Могу прямо сейчас издать указ: ближайшие десять лет никто не имеет права рожать и вообще заниматься любовью!
Я чуть не подавился воздухом.
– Ваше Величество… я понимаю, что вас немного… э-э… заносит, но давайте честно: это ведь не я всё затеял. Все вопросы – к вашей дочери.
– Так я и понимаю, что всё вопросы к моей дочери! – кивнул Олег Рюрикович. – Но зато я точно не стану дедушкой!
– Простите, но… – я развёл руками. – В некоторых регионах Империи ваш указ воспримут слишком буквально. Людей начнут казнить за обычные проявления чувств.
– Ничего страшного, – махнул рукой Его Величество. – Зато я спокоен за Злату!
– Папа! – взорвалась Злата. – Ну не впадай в крайности! Ты что, меня тоже казнишь, если я решу переспать и подарить ему детей?
– Да какие дети?! – выкрикнул я. – Никаких детей никто не хочет! Пока что!
– Что?! – в один голос обернулись ко мне Милена и Ольга.
– То есть ты и от нас не хочешь детей?! – Милена сузила глаза.
– Мы тебя не устраиваем? – Ольга приподняла бровь.
– Да устраиваете вы меня! – я в отчаянии поднял руки. – Все устраиваете! – я повернулся к императору, – просто вы же сами отдали мне вашу дочь в жёны, а теперь хотите лишить всю Империю секса? Вам не кажется, что это слишком строгое решение?
– Тебе что-то не нравится в моём решении? – прищурился Олег Рюрикович.
– Я лишь намекаю, – сказал я осторожно, – что, может быть, проще было бы вместо всей этой сцены просто отдать мне мой завод. Вы же о нём знаете.
– Завод?! – Злата вспыхнула. – Ты хочешь сказать, что я хуже завода?!
– Да нет! – я замотал головой. – Но теперь вас трое, и ситуация… сложная.
– То есть мы всё таки тебе не нравимся?! – хором отозвались Ольга и Милена.
– Мы все тебе не нравимся? – с вызовом добавила Злата.
Они втроём разом начали спорить, и я понял: ещё чуть-чуть, и это перерастёт в настоящую женскую ссору. А у двух из них не хилый такой потенциал Эхо.
Я поднял ладони, обрезая этот балаган:
– Хватит. Я обещаю: если ваша дочь сама ко мне не полезет, я к ней не притронусь. Слово аристократа.
Его Величество довольно кивнул.
– Вот и договорились.
Купол дрогнул и растворился. Гул зала вернулся, улыбки вспыхнули вновь – будто ничего не произошло.
Мы все одновременно осеклись. Милена сжала губы, Ольга отвела взгляд, Злата резко втянула воздух и прикусила губу. Каждая понимала: то, что только что звучало внутри купола, наружу попадать не должно. За такие разговоры краснеть пришлось бы не мне одному – под удар пошла бы и сама Императорская семья.
Ситуация была нелепой до невозможности. Я мог поклясться: за шесть веков его правления у Олега Рюриковича хватало детей – минимум десяток, если не сотня. Но именно к ней он относился иначе. Слишком резко, слишком остро, слишком лично.
Оболенский, словно уловив момент, поднялся на несколько ступеней и громко объявил:
– Господа и дамы, вечер в честь возрождённого рода Романовых, древнего и великого тринадцатого рода – считайте открытым!
Аплодисменты, звон бокалов, первые аккорды – музыка пошла в силу. Пары вышли на паркет.
Милену и Ольгу почти сразу пригласили танцевать. Я невольно поймал себя на ревности, но сдержался: это обычная вежливость, отказ выглядел бы куда хуже. Аристократки танцуют на балах, и никто не делает из этого трагедии. Злату же не пригласил никто. То ли сама своим видом отталкивала желающих, то ли дело в её статусе – всё-таки дочь Императора и сам Император рядом. Скорее всего, второе.
Я следил за залом и за самим Императором. Он двигался медленно, но властно, разговаривал с герцогами и князьями. Бароны и графы держались в стороне, и даже не каждый герцог осмеливался к нему подойти. Он сам выбирал, с кем заговорить.
Я пытался рассмотреть его силу через Эхо – бесполезно. Слишком сильный. Но нутром чувствовал: ни один маг в зале не сравнится. Даже если вся четвёрка из его свиты ударила бы одновременно, ему это было бы всё равно. Такая разница в уровне, что описывать её словами бессмысленно.
И при этом я помнил – всего несколько минут назад под куполом он выглядел совсем иначе. Не Император, не властитель империи, а отец, уговаривающий дочь и подшучивающий надо мной. Его балагурство – не слабость, а отдушина. Он позволял себе это рядом со мной, потому что знал: я не связан с местными интригами, я чужак. Да и кто поверит барону из возрождённого рода, если он вдруг вздумает рассказывать о «домашней» стороне Императора?
Я слишком хорошо это понимал. В прошлой жизни у меня тоже были моменты, когда хотелось сбросить маску серьёзности. Иногда я возвращался домой и включал самое нелепое аниме – гаремник или абсурдную комедию. Сцена с Императором и моими невестами под куполом напомнила именно это. Смешно, нелепо, но странным образом – даже расслабляюще.
К десяти вечера Император уехал. Он сделал то, что должен был: отдал дань уважения, показал всем протекцию и удалился.
Мы остались ещё на пару часов. Этого хватило, чтобы не выглядеть невежливыми и выполнить все условности. Подходили герцоги, графы, бароны – поздравляли, здоровались, обменивались парой слов. Из Тринадцати – никто. Я видел их в толпе, но ни один не сделал шаг первым. И я тоже не шёл – по статусу барона это было бы неверно. В этих играх всегда важна инициатива: князь должен сам проявить интерес.
Я понимал пора уходить – градус в зале рос, а с алкоголем на руках у аристократии дуэльный кодекс переставал быть сдерживающим фактором. Даже Императорская воля не всегда способна остановить пьяную браваду.
Мы уже собирались уходить – ко мне подошёл Оболенский. Поблагодарил лично, сказал просто:
– Барон, я рад, что именно в моём доме состоялся первый вечер вашего рода. Думаю, вы понимаете, почему это важно и для меня.
Я понимал. Императорская дочь и возрождённый тринадцатый род – событие, которое не повторится завтра. И для Оболенского честь принимать его у себя – это не только уважение, но и капитал. Его репутация после такого вечера поднимется выше, чем у многих других князей. Игры аристократии вечны.
Мы попрощались и вышли. У дверей ждала машина, предоставленная хозяином дома. Внутри – тишина и мягкий свет. Я успел подумать, что на сегодня интриг хватит. Но стоило двери