В глазах ни гнева, ни сочувствия. Только изучающий холод.
— А тебе нужен тот, кто слепо согласится с каждым твоим «я так чувствую»?
— Нет. Мне нужен тот, кто не будет использовать магическую связку как повод командовать!
— Вот как? — прищуривается он. — Тогда я бы предпочёл напарницу, а не разъярённую богиню справедливости, объявившую мне войну, — отрезает Рик.
Внезапно наступает тишина.
На секунду кажется, будто даже магические пьедесталы притихли.
Я медленно выпрямляюсь.
— Здорово. Мы же здесь надолго? Пойду отдохну, пока не сказала что-нибудь... необратимое. Вы меня, знаете ли, жутко раздражаете, Ваше Величество.
— Рик, — фыркает он. — И, между прочим, это самое разумное из всего, что ты сказала за последние десять минут, — произносит он и направляется к двери.
— Прекрасно, — выдавливаю сквозь стиснутые зубы.
Мы возвращаемся в коридор и расходимся, даже не взглянув друг на друга.
Только когда за моей спиной хлопает дверь, в груди становится чуть спокойнее, будто шум ссоры остаётся по ту сторону, а здесь можно хотя бы на миг притвориться, что всё под контролем.
Брожу по комнате, проводя пальцами по знакомым поверхностям, и, к своему удивлению, натыкаюсь на накрытый стол: тёплый суп, ломоть свежего хлеба, кусок запечённой рыбы, от которого идёт тонкий аромат приправ и масла.
Плетение явно сочло, что с голодной мной шутки плохи. Ну, может и так.
Я ем молча, быстро — не потому что вкусно, а чтобы хоть как-то отвлечься от этого противного ощущения, которое царапает изнутри. И только после супа начинаю чувствовать, как сильно устала.
Здорово, что не надо мыть посуду. Отставляю тарелку и иду в купальню. При этих покоях устроена маленькая комнатушка с ванной, умывальником и огромной бордовой ширмой.
В самой ванне пусто, но на деревянной тумбе у стены стоит таз с водой и аккуратно сложенное полотенце.
Скидываю платье и вешаю его на ширму.
Освежаю лицо водой. Холодно. Злость отступает, но только чуть-чуть.
Обтираюсь полотенцем, смывая с себя остатки ссоры.
Богиня справедливости. Ага. Сказал мне самый надменный дракон во всей Империи.
Швыряю мокрое полотенце на край тумбы. Оно тут же соскальзывает на пол. Конечно. Даже злополучное полотенце против меня. Подбираю его, укладываю — и только после этого бреду в спальню.
Сажусь на кровать, стягиваю туфли.
— Тираничный ящер, — бормочу себе под нос. — Ты ошибаешься чаще, чем признаёшь. Тоже мне, аналитик с крыльями!
Ложусь. Минуту просто смотрю в потолок. Он здесь тёмный, с пробегающими рунными линиями, как звёздное небо. Красиво. Даже... почти мирно.
Не шевелюсь, просто лежу и дышу.
Проходит час или два.
А Рик?.. Интересно, что он...
Неважно. Пусть варится в собственном бульоне из самодовольства и вечного «я прав». Мне-то, конечно, всё равно.
Сон не идёт. Только злость всё ещё кипит под кожей. И что-то похожее на вину?
Нет.
Просто... напряжение. Я терпеть не могу уходить в ссоре, когда всё вот так зависает в воздухе.
Резко поднимаюсь, будто кто-то дёрнул за плечо.
— Ну и чёрт с ним, — говорю в пустоту. — Скажу, что оба виноваты. И точка.
***
Быстро натягиваю платье. Застегнуть самой не получается, выходит криво, с перекосом. Я так злилась, что даже не подумала, как буду обратно его надевать без служанки.
Приглаживаю волосы. Злость ещё покалывает пальцы, но уже не пульсирует. Теперь в ней меньше гнева, больше упрямства.
Открываю дверь.
Осторожно выхожу в коридор и подхожу к соседней двери.
Стучу.
Тихо.
— Рик? — зову, почти шёпотом.
Ответа нет.
Толкаю дверь, и та легко открывается, будто ждала.
Внутри полумрак. Лишь одна-единственная золотая руна на стене тлеет слабым светом, отбрасывая мягкие, неровные тени.
Рик лежит на животе, опираясь подбородком на скрещённые руки.
На нём нет рубашки. Его спина, словно выточена из бронзы: с тонкими впадинами вдоль позвоночника и рельефными мышцами, двигающимися в такт дыханию.
Хочется коснуться. Проверить, тёплая ли у него кожа. Услышать, как зазвучит его голос, если назвать его имя вслух.
Я качаю головой. Что за странные желания?
— Если пойдут с холма, перекроем фланг, — бросает Рик, и только потом я замечаю: перед ним разложено целое поле бумажных фигурок.
Подкрадываюсь ближе.
Маленький рыцарь с загнутым шлемом, увенчанным острым будто меч гребнем. Против него бумажный дракон с расправленными крыльями и закрученным хвостом. Чуть дальше — башенки, складывающиеся в крепость, и крошечные бумажные знамёна.
Кто-то атакует, кто-то «летит».
А Рик двигает фигурки магией с таким сосредоточением, что, кажется, не замечает моего присутствия.
Это не просто игра. Он просчитывает бой.
— Хорвальду нужна подмога, — произносит Рик усмехаясь.
Лежащие рядом пустые листы вдруг взлетают и складываются в двух бумажных всадников.
Он же… Император. Тот, кого боятся. А сейчас просто дракон, пытающийся удержать мир в хрупком бумажном царстве. И именно в этот момент он кажется настоящим.
Застываю, не зная, то ли уйти, не нарушив эту хрупкую сцену, то ли остаться и просто смотреть.
Всё же решаю не вмешиваться и на цыпочках отступаю. Но пол под ногой предательски скрипит.
— Ты же не просто так пришла, Аэлина, — говорит Рик.
Я утыкаюсь спиной в дверное полотно.
Значит слышал.
Он не повернулся. Всё так же лежит. Всё так же двигает фигурки магией.
— Или просто хотела убедиться, что я всё ещё жив? — Рик усмехается, выдержав паузу.
Прикусываю губу.
— Думала… ты злишься, — выдыхаю. — После всего...
— Я злюсь.
Рик наконец поднимает голову, перекатывается на бок и опирается локтем в подушку. Теперь я вижу его лицо.
— Вообще-то... мм, — кусаю губу, — я не хотела, чтобы всё осталось… так.
Он смотрит на меня долго — без язв, без маски и насмешки, словно взвешивает мои слова не только умом, но и сердцем. А потом устало выдыхает и проводит рукой по виску, как будто та размолвка в бальном зале оставила там пульсирующую трещину.
— Это плетение, Аэлина, — шепчет он. — На нас влияет всё: ты, я, это место, связка, ожидания…
Он сжимает кулак. Бумажный дракон подрагивает и распадается на светящиеся частички, словно уловил магический импульс, исходящий от Рика.
— Я злюсь не потому, что ты спорила. А потому что ты всё ещё не веришь, что мы можем быть на одной стороне.
Молчу. Потому что в этом есть правда.
— А я не хочу