— Пока не вижу большой разницы, — отвечаю сквозь зубы.
Его губы дёргаются в подобии улыбки. Он поднимается, протягивает мне руку. И всё же, когда я принимаю её, пальцы оказываются тёплыми, не такими холодными, как я ожидала.
— Пойдёмте, лиора Таль. Мой брат не любит ждать.
Мы шагаем по коридорам, и я, желая поддеть Ривена, спрашиваю:
— И как же сиятельный защитник Истока собирается жить с мыслью, что его невестка — чистокровка?
— С трудом. С болью. Но таков выбор моего брата, — отвечает он без тени улыбки.
Я фыркаю. Конечно, не скажу ему правды. Пусть мучается.
Ривен бросает на меня взгляд — короткий, прицельный, как удар.
— И… вы слишком много себе позволяете.
— Я вас дразню.
— Я заметил. Я не могу идти против воли богов. Но моего отношения это не меняет. Наш отец умер, когда Рик был ещё ребёнком, и пришлось быть ему и братом, и отцом. Так что, простите, но я имею право беспокоиться.
Он делает короткую паузу, будто решая, стоит ли продолжать.
— К тому же есть кое-что, о чём он вам не рассказывал.
— И что же?
— Я оставлю это ему, Аэлина.
Пожимаю плечами и замечаю, что мы уже у храма. Бросаю взгляд из-под опущенных ресниц на брата Рика. Какой бы строгий он ни был, кажется, мы всё же найдём с ним общий язык. Когда-нибудь. Возможно. Если он перестанет смотреть так, будто я — личное бедствие его семьи.
Входим в храм. Ни толпы гостей, ни громких речей — лишь род Фавьен, семья Вейлов и несколько гостей,
Пока двигаемся к алтарю, я с интересом рассматриваю жену Ривена, златокудрую Ирис. Она появляется редко, предпочитая воду балам и приёмам. Рядом их старшие дочери и наследник.
Лиорд Эмбрьен стоит вместе с Севелией, а чуть поодаль я замечаю Каэля, прислонившегося к мраморной колонне. Всё то же ленивое выражение, будто происходящее его вовсе не касается. Только глаза выдают напряжение: слишком пристально следят за мной.
Я отвожу взгляд: у алтаря ждёт Рик в свадебном костюме оттенков синего. Обычно для обряда бракосочетания выбирают цвета воды, но я иду в белом: род Фавьен слишком древний и хранит свои традиции.
Стоит мне приблизиться, и император смотрит так, будто весь зал исчез. Ривен бережно вкладывает мою руку в руку брата и отступает.
— Ты прекрасна, — говорит Рик, поднося мои пальцы к губам.
Я улыбаюсь, хотя внутри всё дрожит.
Ритуал проходит быстро.
Жрец произносит привычные слова. Я ловлю себя на том, что не слушаю — всё внимание к ладони Рика, уверенно сжимающей мою, и к сомнению: может быть, я спешу?
Когда нас объявляют супругами, император не спрашивает разрешения. Просто наклоняется и целует — спокойно, без пламени страсти, но так, что я впервые верю: теперь это навсегда.
По завершении церемонии меня не накрывает счастье, как когда-то с Каэлем. Нет магии, молний, ни внезапного озарения. Но я прошу всех богов — своего и богов этого мира, — чтобы подарили нам спокойствие.
И, пожалуй, они слышат.
Недели текут, вплетаясь в привычный ритм императорской жизни. Быть женой Рика оказывается удивительно просто. Порой он слишком серьёзен, слишком замкнут, и кажется, что всё между нами держится только на метке истинных. Но стоит поймать его тёплый взгляд, и я понимаю: он старается не меньше моего.
Да, наша совместная жизнь не сказка. Скорее — танец, где мы то наступаем друг другу на ноги, то наконец попадаем в ритм. По утрам часто застаю его за столом, заваленным донесениями: еда остывает, чернильная ручка скрипит, брови сдвинуты в привычной сосредоточенности.
— Ты хотя бы ел? — спрашиваю.
Рик отмахивается, не поднимая глаз:
— Подпишу указы — и…
Я выдёргиваю ручку.
— Завтракай. Император с пустым желудком — угроза для империи.
Иной раз муж возвращается так поздно, что я почти сплю. Думает, что сможет незаметно лечь рядом, но стоит матрасу качнуться, ворчу:
— Я всё слышу. Бумаги опять важнее сна, да, император?
— Спи, Аэлина, — шепчет он и осторожно касается моих волос. И в этом прикосновении — больше, чем в любых словах.
Знаю, что империя требует его целиком. Но Рик находит мгновения, чтобы напомнить: даже в этом огромном мире есть место для меня. Может отложить доклады и просто прийти в мою комнату, чтобы вместе почитать книгу. Бывает, сорвёт заседание Совета
ради прогулки в саду. Может отказаться от вечернего приёма — и тогда весь мир сужается до тихого разговора у камина. А иногда это выглядит почти смешно: вместо бала или собрания Рик приносит чайный сервиз в мою комнату.
— Император с чаем? — дразню я, откладывая очередную скучную книгу по управлению.
— С женой, — отвечает он и ставит чашку передо мной.
Но бывают и ссоры. В какой-то вечер я не выдерживаю:
— Ты живёшь бумагами! До меня тебе совсем нет дела! Я хочу домой!
Рик злится и уходит. Но через час возвращается. Просто садится рядом и кладёт голову мне на колени.
— Прости, Аэлина. Ты права, — шепчет он. — Порой император должен забывать, что он император.
Я осторожно глажу его по волосам. Готова мириться со всем — с его молчанием и редкими вечерами. Но принцесса Лионии всё ещё здесь. И чем дольше она остаётся, тем чаще я думаю: женился бы Рик на мне, если бы не метка истинных? Если бы у него был выбор…
30. Вальс заговорщиков
Но моё терпение не бесконечно. Сегодня бал в честь договора с Лионией. Если после этого принцесса не уедет, я за себя не отвечаю.
Всю неделю вижу Рика и её — то в саду, то в кабинете, то в коридорах дворца. И каждый раз заставляю себя не сказать лишнего, не показать, как всё это бесит.
Пока готовлюсь к балу, где-то внутри замирает плохое предчувствие. Очень плохое. И хотя сегодня доставили новое нежно-голубое платье, я откладываю его и достаю подарок матери — тот самый дорогой наряд с защитными рунами, который она прислала накануне инициации.
Горничные ахают, когда я велю помочь с корсетом.
— Ваше Величество, — шепчет одна, — но ведь император просил надеть нежно-голубое…
Я улыбаюсь. Просил. Только я тоже просила рассказать про Лионию, а Рик отмахнулся.
—