Дрожащими пальцами я выхватила телефон у Слоан и дочитала заголовок:
«Источник утверждает: Джорни Смит исчезла на восемь месяцев из — за незапланированной беременности и якобы родила в приюте «Клеменси». А самое интересное? Отец ребенка — не кто иной, как наш местный Бунтарь, Кейд Уокер.»
Мое лицо побелело в тот же миг, как я вернула Слоан телефон. Это просто слухи. Просто слухи. Просто слухи. Но насколько же они были мерзкими! Я, Джорни Смит, сама выросшая в приюте, бросила бы своего ребенка там же, только чтобы вернуться в школу?
— Не переживай, Джорн. Кейд заставит их удалить это, — Слоан положила яблоко на мой поднос, а затем и на свой, зная, что я слишком погружена в нежеланные мысли, чтобы вообще что — то делать, кроме как стоять прямо.
Я тут же нашла Кейда взглядом в переполненной столовой, едва Слоан произнесла его имя. Школьная блузка внезапно стала слишком тесной, сдавливая грудную клетку. Дыхание застряло в горле, когда он со всей силы ударил кулаком по столу, обнажив напряженные мышцы предплечий. Мика, один из друзей Бунтарей, что — то яростно говорил Кейду, но я не могла разобрать слов.
Голос Кейда гремел, и чем ближе мы с Слоан подходили, тем больше мое зрение затуманивалось.
Дыши, Джорни. Просто дыши.
— Кто, блять, это разместил? Это не хренова игра!
Исайя обошел стол, за ним последовала Джемма. Он посмотрел на Кейда, затем на меня, и снова на Кейда.
— Кейд, остынь. Этот блог читают только студенты. Ты же знаешь.
Кейд резко повернулся к нему, сверкнув глазами. Он скрестил руки на груди, и я невольно задержалась взглядом на его загорелых предплечьях. Солнце едва пробивалось сквозь деревья за окном, а он уже выглядел растрепанным — галстук болтался свободно, рукава закатаны до локтей.
— А если кто — то из близких к нашим отцам следит за этим, а? — его голос понизился, но я, будто загипнотизированная, подошла ближе и услышала каждое слово. — Если кто — то подумает, что у меня с ней ребенок, тогда...
Он замолчал, резко повернув голову в мою сторону. Гнев на его лице слегка утих, когда наши взгляды встретились.
Это было больно.
«Если кто — то подумает, что у меня с ней ребенок, тогда…»
Тогда что? Он не хотел быть связанным со мной? Поэтому все это время держал наши отношения в секрете? Поэтому целовал меня только за трибунами и водил купаться в запретный бассейн, куда никто не ходил? Поэтому мне приходилось скрываться?
Сердце колотилось все сильнее, пока я в замешательстве пятилась назад — и наткнулась на кого — то. Брови Кейда сдвинулись, его идеально очерченные губы приоткрылись, будто готовые выдать какую — то жалкую отговорку.
— Ну что, это правда?
Человек, в которого я врезалась, шагнул вперед, заслонив Кейда. Когда я поняла, что это Обри, во мне закипела ярость. Исчезни. Ее ухоженные брови взлетели к линии волос, а в глазах читалось не злорадство, как на той вечеринке, а... неподдельное любопытство.
— Ты... Ты правда родила ребенка?
Она что, серьезно?
Я судорожно перевела дыхание, пытаясь заглянуть за высокую прическу Обри в поисках выхода. На меня уставились все. Десятки глаз скользили вниз, к моему плоскому животу, будто после родов я должна была волшебным образом похудеть еще больше.
— Значит, это неправда, что ты резала вены?
Я не стану отвечать на это.
— Я... — Спину покрыл липкий пот, а комната начала плыть перед глазами. Все смотрят. Все ждут. Я почувствовала себя в ловушке — и в тот же миг перенеслась обратно в психушку: серые стены, чужие руки, хватающие меня, уколы, смирительные рубашки... — Я... я...
Сознание помутнело. Поднос с грохотом рухнул на пол, яблоко покатилось прочь — вместе с моей способностью сохранять самообладание. Кто — то крикнул мое имя. Чьи — то пальцы резко дернули за рукав кардигана, крутанув меня вокруг оси, пока одежда не сползла с плеча.
Я моргала, как испуганная колибри, а перед глазами вместо школьницы мелькало лицо Барри — санитара из больницы. В горле встал ком от давно забытого, но такого знакомого крика.
Я должна выбраться отсюда. Должна. Должна.
Мои колени стали мокрыми от слёз, и, если бы я лизнула губы, наверняка ощутила бы вкус соли. Бинты на руках были сорваны, и швы торчали наружу, как маленькие иголки, когда я проводила по ним пальцами. Будь я действительно суицидальна, можно было бы просто вырвать их и истечь кровью, как несколько дней назад. Но я не хотела умирать.
Я хотела лишь одного — выбраться из этого места.
— Джорни, ты должна сказать нам правду. Почему ты пыталась навредить себе?
Я уже не знала, сколько раз можно повторять: «Кто — то сделал это со мной», прежде чем меня наконец услышат. Проблема была в том, что они понимали мои слова. Я говорила чётко и ясно. Они просто не верили мне.
— Ты не поправишься, если не будешь с нами честна.
— Я хочу уйти, — проговорила я, глядя на человека в слишком маленьких очках, съехавших на кончик носа.
— Ты не можешь уйти.
Я горько рассмеялась, чувствуя, как печаль мгновенно сменяется гневом.
— И что? Вы будете держать меня здесь, пока я не скажу, что пыталась убить себя? Но это не я! Кто — то подкрался сзади и сделал это!
— И кто же это был?
Я вскочила на ноги, комната закачалась, как лодка на бурных волнах. Желудок сжался, и меня накрыло волной тошноты. Я не ела несколько дней, а вперемешку с лекарствами, которые мне давали, я уже не понимала, где верх, а где низ.
— Я не знаю! Я ни с кем не общалась! Никто даже не знал, что я там была, кроме...
— Кроме кого, Джорни?
— Это не мог быть Кейд. Он не сделал бы со мной такого.
— Может, ты слышала голос, который велел тебе это сделать?
— Что?! — я чуть не задохнулась от возмущения. — Голос в голове? Нет! Я не делала этого с собой!
Человек в очках устало провёл рукой по лицу и вздохнул:
— Мы продолжим позже. Отдохни. Я вижу, ты перевозбуждена.
Я фыркнула, яростно желая скрестить руки:
— И это, конечно, никак не связано с таблетками, которые вы мне даёте, да?