Половина пути - Юля Тихая. Страница 106


О книге
и синяки под глазами эти…

Мама суетилась рядом, собирала в таз столовое серебро. Она поглядывала на Ольшу с тревогой, но молчала. И только позже, в коридоре второго этажа, спросила неуверенно:

— Кто это приезжал, Ольшенька?

— Работали вместе.

Ольша ездила к Бренту несколько недель подряд, и мама не могла не понимать, что в этих поездках её потерянная для общества дочь бесстыдно жахается с посторонним. Но они никогда не обсуждали этого, и имени Ольша тоже не называла.

— Дорогая моя, — мама обеспокоенно нахмурилась, — ты пойми, мы беспокоимся за тебя. Он мог бы хоть прийти познакомиться, обозначить намерения, и тогда, конечно… Мы хотим, чтобы ты была счастлива, дорогая. А сейчас это совсем так не выглядит. Что у тебя с ним? Он тебя… обижает?

Несколько мгновений Ольша просто стояла с закрытыми глазами. А потом сказала:

— Я с ним сплю.

И оглушительно треснула дверью.

Глава 15

Вечером Ольша так и не вышла, — Брент подпирал забор дома напротив, пока у Скади не погасли окна. Сперва медленно расходились гости, десятка два человек, потом из-за двери показалась скатерть, которую старательно вытряхивал кто-то невидимый. Захлопнулись ставни, заорали коты, в ответ по разные стороны улицы забрехали собаки. Потемнел второй этаж, одно окно, другое, а ближе к полуночи уснул весь дом.

Наверное, на весьма холодный приём можно было бы обидеться. Бренту, пожалуй, не было обидно. Он приехал без приглашения — до последнего не был уверен, что его отпустят с работы, тем более что на пятницы в бюро любили ставить совещания, — а обещать зазря не хотелось; конечно, Ольша имела полное право не рассчитывать на него. У девушки могут быть свои планы, так ведь?

Брент ожидал: она обрадуется. Цветам, акварели, да и просто так. Ольша всегда радовалась их встречам, обнимала, привставала на цыпочки и тянулась за поцелуем, и делалась сразу вся нежная-нежная, податливая и открытая. Сегодня Ольша была другой, бледной, ожесточённой, вымотанной и почти больной. От этого было не обидно, а тревожно.

Что там произошло, за закрытыми дверями дома почтенного семейства Скади?

Ольша не любила говорить о семье. Они болтали обо всём подряд, от политики и последних сплетен до стихийных конструкций и литературы, но дом Ольша почти не упоминала. Много смеялась, охотно поддерживала все брентовы идеи, в том числе дурацкие, дразнила его выдыхаемым теплом.

Брент не обманывался: вряд ли у неё действительно всё так хорошо, как она пыталась показать. Брент знал, что тяжёлое прошлое возвращается, преследует и догоняет в мгновения тишины. Может быть, поэтому Ольше было проще не говорить о будущем и радоваться сиюминутной лёгкости.

Та Ольша, что смотрела сквозь него во дворе дома, совсем ему не понравилась.

Да, у неё странноватая мама, любительница этикета и фигурных салфеток. Да, девушка могла устать от толпы гостей, да и просто — устать. Но было в этом всём что-то очень неправильное.

Убедившись, что улица затихла окончательно, и даже собаки замолкли, Брент лениво побрёл к гостевому дому. Может быть, Ольша сообразила что-нибудь написать.

Шкатулку Брент привёз с собой, он вообще привык везде с ней таскаться. Но Ольша не написала. Не написала она и назавтра утром, хотя Брент отправил короткую записку, что всё ещё в Садовом и будет рад увидеться. К вечеру он всерьёз забеспокоился и собрался постучать в негостеприимные двери ещё раз, но тут шкатулочка звякнула.

Привет. Извини. Если хочешь, я подойду.

Брент повертел записку в руках, скрутил рулончик потуже, потом, наоборот, с силой разгладил на столешнице. Это тоже не было похоже на то, как Ольша писала обычно.

Он хотел предложить ей поужинать вместе, а потом прогуляться до пруда, покормить уток и понадеяться, что садовые качели на берегу будут не заняты. Вместо этого Брент написал:

Встречу тебя у колодца.

Ольша пришла первой: когда Брент вывернул из-за угла, она уже сидела на бортике, наматывая на ворот ленточку, а потом сматывая её обратно. Сгорбленная и вся какая-то серая, Ольша казалась ещё меньше обычного, а ещё впервые за всё это время надела штаны и старую куртку.

— Привет, родная.

Он аккуратно снял её с бортика за талию. Ольша согласно обняла его, уткнулась носом в шарф и довольно долго тихо фырчала, пока Брент мягко гладил её по спине.

А потом сказала:

— Брент, я… в общем, я уезжаю. На следующей неделе или чуть позже, ещё не очень ясно.

— Уезжаешь? К родне куда-то?

— В Ойминг.

Брент нахмурился. Девчонка вся сжалась, спряталась в его шарфе и говорила куда-то туда же. И плакала? Или показалось?

— В Ойминг? У тебя там есть кто-то? Неспокойное место сейчас, там снова стачки, сепаратистская демонстрация была на прошлых выходных.

— Там нанимают на производство…

Конечно, там нанимали на производство. Ойминг был крупнейшим городом Янса, промышленного региона на юго-востоке, в котором сосредотачивалась вся металлургическая промышленность Марели. Там вертелись огромные деньги, на Янс давно облизывалась соседняя Рума, а про условия труда на местных заводах ходили чудовищные слухи. Ради подавления бунта в Янсе несколько лет назад король отвёл войска из-за Стены, отдал тангам и Бади, и большую часть русла Жицы.

В Янсе всё время куда-нибудь нанимали. Ну и что теперь?

— Какое ещё производство?

— Сталелитейный завод…

— И зачем тебе на сталелитейный завод?

— Там в плавильном цеху нанимают огневиков на…

— Это я понимаю. Тебе-то туда зачем?

Ольша тихонько выдохнула в шарф:

— Платят прилично.

Очень захотелось её встряхнуть, а потом перевернуть и трясти ещё и ещё, чтобы мозг, может быть, упал обратно в голову. Какой Янс, какое сталелитьё? Пусть на заводе «прилично платят» — прилично для узкоспециальной, тяжёлой, вредной работы, но всё-таки не требующей при этом лишнего образования, — её семья не бедствует, а сама Ольша только-только стала отдалённо похожа на человека. Ладно ещё не слишком загруженная прачечная в провинции, может, девушке не хочется киснуть дома, это можно принять. Но завод!..

Брент всё-таки оторвал её от своего шарфа. Придержал за плечи. Так и есть: глаза красные и нос припух, как бывает после долгих рыданий. Но на завод-то зачем?

— Я не могу так больше, — тускло сказала Ольша. А потом принялась суетливо объяснять: — А чтобы было по-другому, нужно доучиться, и я уже писала в Стоверг, меня могут восстановить на четвёртый год, но это раньше почти всё было по квотам, и стипендию

Перейти на страницу: