От предвкушения подрагивали пальцы. Жадное чувство внутри торопилось туда, в мир, полный чудесных ощущений после разрядки, и Брент смотрел на неё с таким тёмным желанием, с таким любованием, что от одного этого можно было рассыпаться на осколки. И Ольша смотрела в его глаза, смотрела, смотрела…
А потом потянула его руку вверх.
Глава 20
— Мм, котёнок?
— Давай… попробуем?
Брент потёрся носом о её ухо. Щекотно.
— Ты не хочешь кончить? После оргазма мышцы по-другому расслабляются, тебе будет, наверное, комфортнее.
Мучительно долгое мгновение Ольша смотрела на него расширенными глазами, а потом горячо, бурачно покраснела и спряталась в его плече.
О стихии, он действительно прямо вот так и сказал. «Ты не хочешь кончить», а потом вот это вот чудовищно-медицинское «оргазм». И сложно было даже понять, что здесь было хуже: то, что сам Брент явно считал свои формулировочки нормальными, или то, что у Ольши в ответ что-то сладко ёкнуло внутри.
— Ты очаровательно краснеешь, — пробормотал он в её волосы.
Ольша пискнула и закопалась глубже. Брент ворчливо посмеивался, а его руки скользили по спине, ласкали и гладили, выискивая точки, от прикосновения к которым ей становилось труднее дышать.
Потом он увлёк Ольшу поцелуями, и смущение отступило. Мужские ладони опять были везде, пальцы обвели пупок, рука снова скользнула в панталоны, и на боку, конечно, неудобно и контакт совсем другой, но Ольше всё равно очень быстро стало оглушительно хорошо, и она раскрылась, подалась навстречу…
Брент всё-таки потянул вниз панталоны, и она охотно их скинула, отшвырнула куда-то в сторону. Откинулась на спину, развела колени.
Пальцы скользнули ниже, мягко обвели вход. Ольша посмотрела на Брента жалобно, сама не понимая толком, что хочет выразить этим. Брент пожирал её глазами, и в его взгляде было столько жадности и тёмной тяги, что внутри всё ёкало и замирало.
— Можно?
— Д-да…
Она хотела выдохнуть и не напрягаться, но всё равно ощутила, как сжались мышцы внутри, ожидая жёсткости и грубого растяжения. Тем страннее было от того, что первые несколько мгновений она почти ничего не почувствовала. Едва заметное скользкое движение, туда и обратно, туда и обратно. Вот оно стало ощутимее и твёрже — похоже, пальцев стало два, — но всё ещё очень легко, совсем не больно, скорее приятно, пусть и не так, как…
Потом Брент сделал что-то такое, что Ольша вскрикнула и выгнулась дугой, а через всё тело пробило молнией.
— Тшш…
Хорошо, что он сообразил заткнуть ей рот поцелуем! Потому что сама Ольша — о, она сама никак не смогла бы сдержать стонов, и вышло бы громко, на всю гостиницу громко, и чудовищно порочно. Брент касался её внутри так, что из глаз сыпались искры, а Ольша, кажется, забывала, как её зовут.
— Твою мать, надо было всё-таки в лесу, — неразборчиво выругался Брент, — хочу тебя слышать.
Ольша простонала что-то ему в губы и зарылась ладонью в его волосы.
— Хочу… тебя. Пожалуйста… пожалуйста…
Не в члене ведь дело, не в члене и не в «настоящем» сексе, потому что если это не настоящий секс, то вообще не ясно, что этот ваш секс такое. Хотелось быть ближе, хотелось большего, хотелось, чтобы он тоже дал себе немного воли, хотелось впитывать его страсть, да и просто — хотелось его всего. И плевать, если это будет не так хорошо, плевать даже, если больно, но пусть он станет весь её до конца!
— Попробуешь сверху?
Ольша была согласна на всё. Они оба дышали хрипло и смотрели друг на друга, как умирающие в горах, добравшиеся, наконец, до ручья. Брент рывком поднял себя над постелью, сел, облокотившись на спинку, поморщился, пихнул под спину подушку. Похлопал себя по коленям, и Ольша с готовностью оседлала его ноги. С предвкушением, тревогой и растекающимся по телу жаром смотрела, как мужчина спускает штаны.
В его огромных руках член выглядел не таким уж и пугающим. Он красивый, на самом деле, нежная красноватая головка, ровный ствол, тугие вены. Светлые кудряшки. И то, как Брент коротко трогал себя, прижмуриваясь, было неожиданно возбуждающим. Вообще всё было возбуждающим: его дыхание, его запах, тепло его тела и даже то, как он торопливо разбирался с защитой.
— Светленький… — пискнула Ольша.
Она привыкла к другим презервативам, из жёлто-оранжевой резины, в бумажных квадратах с зелёными буквами. Военным их выдавали раз в месяц длинными лентами, которые солдаты язвительно звали «патронташами».
— Румские, — чуть смутился Брент. — Они потоньше.
И Ольша важно кивнула, как будто это о чём-то ей говорило. В горле пересохло. Она так и не сняла платья, но под ним уже ничего не было — ничего, кроме отчаянно чувствительного разгорячённого тела, и Брент смотрел на неё выжидающе, а от него, кажется, калился воздух вокруг.
Ольша робко тронула пальцами член. На ощупь презервативы тоже были немного другие, мягче и не скрипучие. Провела рукой вверх-вниз, вырвав из Брента хриплый вздох и жадное движение бёдрами вверх. Приподнялась на коленях…
Ему пришлось немного ей помочь, придержать и направить. Ольша то судорожно распахивала рот, то кусала губы: очень туго, очень жарко. И немножко страшно, но Брент сцеловывал это страх, отгонял от неё. Странно даже представить, что в этом огромном мощном мужчине может быть столько ласки.
Она расслаблялась, и тело расслаблялось тоже, подстраиваясь и раскрываясь. Потрясающее чувство наполненности уступало место азарту и жадности, и Ольша задвигалась: сперва совсем медленно и осторожно, потом смелее, резче, так, чтобы каждый раз ловить искру.
Брент подкатил глаза и тихо выругался.
— Отклонись немного…
Она так и смотрела ему в лицо, связанная с ним накрепко и загипнотизированная. Откинулась назад, оперевшись на его руки. По телу прокатилась волна дрожи, и сдерживаться стало невозможно. Ольша вся состояла, кажется, из ощущений, из тягучего пламени внутри, из почти болезненного чувства к своему мужчине, из желания дарить, из желания сорваться с ним в пропасть, из взаимной тяги, из нежности, из жажды…
Пружина внутри скручивалась, по венам текла лава, и это было нестерпимо, невыносимо, восхитительно — но слишком много, как будто она разогналась на лестнице и теперь летит вниз, чтобы разбить нос об пол. И Ольша, не выдержав, замерла. Потянулась