Может быть, он хотел бы иначе, быстрее и жёстче. Но Брент не торопил её, только немного подавался навстречу и целовал, то оглушающе жарко, то медленно и нежно. И когда Ольша совсем растаяла от его ласки, спросил хрипло:
— Устала?
— Хочу… чтобы ты…
— О, не переживай.
Он подтолкнул её наверх, Ольша подхватила, и Брент зажмурился, откинул назад голову, — и кончил всего за несколько движений, так быстро, что она не сразу поняла, что случилось. И они смотрели друг другу в глаза, раскрасневшиеся, потные, одуревшие и почему-то растерянные.
— Ты потрясающая, — выдохнул Брент.
— Нет, ты…
Глава 21
Тем утром многие вещи случились с Ольшей впервые.
Нет, конечно же, не секс: в жизни Ольши уже был секс, и в самых разных позах. Лек был хорошим любовником, активным и с богатой фантазией, и они много всего перепробовали, уж в однообразии Лека никак нельзя было упрекнуть.
Но объятия после, когда они растворялись друг в друге, не разрывая связи, были впервые. Брент целовал её везде, стянул, наконец, платье, прихватывал губами чувствительную грудь, дразнил языком соски. А Ольша плавилась, гладила его по груди, вжималась в его тело. Откровенные ласки, за которыми не стоит ожидания продолжения, хотя Брент и потянулся было завершить начатое руками…
Такого не было прежде. Наверное, это её, Ольши, вина: она либо отползала в угол и падала в сон, либо торопилась прикрыться и смыть с себя все следы. С Леком она не была ласковой и не млела вот так от прикосновений, не тонула в его глазах, не растекалась по нему лужицей. Тогда она стеснялась того, что всклокоченная и потная.
Теперь — нет. А Брент смотрел на неё с восхищением и повторял:
— Ты такая красавица.
Ещё Ольша никогда раньше не говорила мужчинам комплиментов. Это ведь не женское дело, верно? Девушка должна только принимать цветы и красивые слова, трепетать и позволять избраннику целовать руки, как в сентиментальных романах. А мужчина и сам должен знать, что хорош, а если он хочет это услышать — то это нарциссичный, заносчивый, недостойный мужчина.
А Брент был достойный. И беспокоился, было ли ей хорошо, и спрашивал, как она. И Ольша, отчаянно смущаясь, убеждала, что он замечательный, и с ним замечательно, ни с кем не хорошо так, как с ним, и успокойся же ты уже с оргазмами, не так это и важно, в конце-то концов!
Кажется, он не поверил, но Ольша была уже такая ленивая, что просто махнула рукой и перестала спорить. В теле плавали тёплая истома и приятная вялость.
На руках Ольшу носили и раньше. Не так чтобы много, и больше в неприятные моменты: когда она вывернула лодыжку и когда поймала животом осколок. Но Лек тоже поднимал её пару раз, кружил и дразнился, и от этого сердце бухало в желудок и там тревожилось, а Ольша нервно смеялась и хваталась за него.
Но Лек был — как все водники, жилистый и гибкий. А у Брента в руках можно было просто лежать и ни о чём не думать, и это немножко стыдно, но очень спокойно.
А вот чтобы мужчина мыл ей голову — такого никогда не бывало. Брент устроил её в чаше ванны, поливал тёплой водой, мылил и разминал, а Ольша совсем растеклась, как желе на солнце. А потом, завернувшись в его огромную рубашку, как в халат, склубилась в кровати, уплыла в дрёму…
Фыркнула обиженно. Завозилась. Завредничала. Брент лежал рядом на боку и рассматривал её с каким-то неясным выражением, и всё это вместо того, чтобы заниматься делом! Вот же бессовестный жадина!
Сперва Ольша отобрала у него руку: притянула к себе за большой палец, обхватила, потёрлась носом о предплечье. Но одной только руки было мало, кто бы довольствовался одной рукой, когда тут рядом целый мужик лежит бесхозный! И она отвоевала себе ещё и его ногу, зажала колено между своих бёдер. Недовольно заворочалась. Дождь за окном выродился в едва шелестящую морось; сколько точно прошло времени, она не смогла бы сказать, но, должно быть, дело к обеду и выезду…
Ольша никогда раньше не капризничала на службе. Надо — значит, надо; и то, что ты кому-то дала, вовсе не повод выпрашивать поблажки. А тут как дёрнул кто-то, и она расфырчалась, насупилась:
— Не хочу работать… Хочу конфету и спать!
Скосила на него взгляд, — Брент посмеивался. Перетянул её на себя, так, чтобы Ольша растеклась по его груди.
— Сперва спать или конфету?
Ольша показательно зевнула. Потёрлась носом о его шею и мурлыкнула. Брент поцеловал её в висок.
— Спи, котёнок…
❖❖❖
За саботаж Ольше было стыдно, но не очень, потому что после обеда снова ударил град, а распогодилось только к вечерним сумеркам. Работа стала бы мучением, они наверняка ехали бы медленно и с большим количеством остановок, и оба умотались бы в край. А так у них был приятный обед, клабор, разговоры, объятия и тепло. Ольша размяла Бренту спину и постирала все рубашки, Брент целовал её, как безумный…
Ольша настраивалась на длинный вечер с чем-то посерьёзнее поцелуев. Настраивалась и тихо паниковала: как теперь будет? Что теперь будет? Может быть, он был так мягок и внимателен, потому что это у них впервые, а теперь захочет больше и жёстче, и Ольша, может, и не против, но…
Но Брент не хотел ни жёстче, ни больше. Брент хотел, чтобы она погладила ему плечи. И она, конечно, погладила: и плечи, и шею, и восхитительную рельефную грудь, и сильные руки, и лопатки, и твёрдую крепкую спину, и вообще всё-всё-всё. Эти поглаживания очень естественно перетекли ниже. Ольша ласкала член ладонями, вглядываясь в лицо Брента и ловя его эмоции за бесстрастной маской.
А потом Брент долго и упоительно трогал и целовал её везде. Ольша с большим опозданием сообразила, зачем он так старательно брился на ночь, извивалась в его руках и вгрызалась в угол подушки, чтобы не быть уж слишком громкой.
Уснули они, сплетясь телами и пропахнув друг другом насквозь.
Часть пятая. Стоянка
Глава 1
Ольша была в Воложе лишь однажды, ещё до войны, и запомнила город, как цветастый