— Губу. Пойдём.
Брент протянул ей ладонь, и Ольша, чуть помявшись, взялась за неё.
Не может ведь быть, чтобы мама не захотела её видеть? Конечно, Ольша не собиралась жить в родительском доме вечно, но прямо сейчас ей нужна была передышка, крыша над головой, возможность забиться в угол, выдохнуть и порыдать всласть. Она не пропадёт и без этого, но если мама ответит согласием…
Главный почтамт Воложи располагался в богатом белокаменном здании с колоннами. Пол в плитке, стены в зеркалах, а ламп горит только половина, и работает всего два окна из дюжины. К счастью, день был будний, и очередь растянулась всего-то на полчаса с небольшим.
— Должно быть письмо до востребования, — хрипловато сказала Ольша. — На имя Ольши Скади…
Работница протянула на стойку раскрытую ладонь. Ольша недоумённо моргнула.
— Документы ваши? — недовольно напомнила женщина.
— У меня жетон, номер…
— Вам армейской почтой отправляли?
— Н-нет.
— Так документы ваши?
Ольша нахмурилась. Все годы учёбы она писала домой, в отделение до востребования, и получала письма так же, и для этого не требовалось ничего, кроме как назвать имя и расписаться в журнале.
— Есть путевой лист, — наконец, сообразила Ольша. — Это подойдёт?
Женщина неопределённо пожала плечами, но путевой — или, возможно, здоровенный мужик в приличном звании, который держал его в руках, — всё-таки её убедил. Она переписала номер в журнал и только затем наконец поднялась со стула, выдвинула ящик с литерами «СК» и принялась перебирать письма. Тугих бумажных рулончиков там было не меньше нескольких десятков, но женщина сортировала их быстро, отделяя ладонью просмотренные, а Ольша следила за этим, не дыша.
— Четыре лёвки за длительное хранение, — буркнула работница.
Ольша торопливо порылась в кармане и отсчитала монетки, а затем сцапала со стойки туго смотанный рулон. Довольно толстый: мама не поскупилась на длинный лист.
Очередь подпирала, и Ольша поскорее отошла в сторону. Подцепила ногтём краешек склейки, развернула. Быстро пробежала письмо глазами. Потом выдохнула и перечитала ещё раз, внимательнее; прикрыла глаза, потёрла переносицу. Нужно бы написать ответ, но сейчас на это почему-то не было никаких сил. Они ведь задержатся в Воложе на несколько дней… ничего страшного не случится, если она напишет чуть позже.
— Ольша? Что такое?
Она молча протянула ему бумагу.
Мама писала так:
Дорогая Ольша,
мы молились о твоём благополучии и рады знать, что ты в порядке. Конечно, ты можешь остановиться в нашем доме.
Я думаю, ты захочешь знать, что твой отец получил инспектора первого ранга и медаль «За заслуги перед будущим» III степени из рук самого королевича Анго, а также перешёл на новую должность в Управлении. Он здоров, полон сил, и все мы очень им гордимся.
Мирис вместе со своей супругой по-прежнему живут в столице, ему прочат старшего специалиста в ближайшие месяцы. К большому сожалению, второй малыш у них пока не получается. Крошка Зави уже начал учить буквы и понемногу читает. Сана занимается с ним музыкой, у мальчика отличный слух от природы. Возможно, он станет петь в опере, как твой дедушка.
Квент той зимой женился. Его избранница Альмина — чудесная девушка, она работает учительницей, дети очень её любят. У них с Квентом прекрасные, уважительные отношения. Из-за всех обстоятельств свадьба была совсем тихой, но я счастлива, что они нашли друг друга. Молодые живут в нашем доме, и со дня на день мы ожидаем появления на свет их ребёночка. Мне сердце подсказывает, что будет девочка. Альмина чувствует себя хорошо.
С теплом,
Левена Скади
Брент прочёл и нахмурился. Наверное, он и теперь что-нибудь поймёт неправильно, у него всегда это отлично получалось.
Но Брент сказал только:
— Странная она у тебя.
Мама? Нет, мама не была странная. Это Ольша была странная, слишком странная для их дома и для Садового.
— Это хорошее письмо, — тускло возразила Ольша. — Хорошее.
Глава 3
На Луговой площади рельсы конки заворачивались кольцом, и на пересечении вагоновожатый ловко переключил длинным шестом стрелку. Спокойный район из трёх- и четырёхэтажных домов, довольно простых, но ухоженных, с одинаковыми полукруглыми балкончиками. Улица была засажена в ряд молодыми деревьями, стволы ещё в оплётке.
Ольша нервно оглядывалась, пытаясь понять, какой из этих балконов мог бы быть домом Брента: вон тот с сушащимся постельным бельём или этажом выше, уставленный какими-то ящиками? Но Брент подал Ольше руку на остановке, да так и не отпустил, сжал её пальцы, завёл в арку, а оттуда в переулочек, застроенный частными дворами.
Квартал прятался от крупных дорог за более высокими домами вокруг и старыми ёлками. Всего около дюжины одинаковых домиков в один этаж и высокую мансарду, жжёный кирпич под четырёхскатной крышей. Крошечные палисадники на две клумбы, а между домами то кусты, то садовые качели.
— Третий слева, — подсказал Брент с широкой улыбкой.
И Ольша вцепилась взглядом в дом.
Качели здесь не уважали, зато уважали жареное мясо: во дворике громоздился гриль. Светлые занавески, красный придверный коврик, перед домом скамейка. Калитки нет, зато на входе большая бронзовая колотушка.
Ей Брент и загремел, от души, не стесняясь.
Дом ответил тишиной. Будний день, лишь немного позже обеда… наверное, и медик Ройтуш Лачкий, и его супруга Аннебика Лачки, — Ольша несколько раз повторила имена про себя, чтобы не запутаться, — сейчас в клинике, работают. Ну, по крайней мере здесь есть скамья, не такая проблема подождать до…
Тут дверь распахнулась, и Ольша торопливо растянула губы в приветливой улыбке.
— Ба! Да ты ещё раздулся, это что, горный воздух?!
— У меня хоть горы, а у тебя какое оправдание?!
На этом мужчины захохотали, а потом обнялись и от души приложили друг друга ладонями по спинам.
В дверях, опираясь на костыль, стоял довольно молодой мужчина в свитере крупной домашней вязки и растянутых армейских штанах, скрывающих отсутствие ноги — та была отнята, похоже, под коленом. Ростом он был лишь чуть ниже Брента, зато куда уже в плечах, гибче и подвижнее. В светлых кудрявых волосах мелькала седина, на лице — глубокие резаные тени, и мужчина был весь жилистый и сухой. Весь — кроме округлого брюшка, какое обычно ассоциируется со злоупотреблением пивом.
— Милая, это Таль, мой младшенький! Он трепло и кобель, но в глубине души чуткая натура и не откажется обсудить с тобой красоту снежинок!
Ольша протянула руку