Смотрит на меня ласково. Рыжие кудри через пальцы пропускает. И говорит вкрадчиво:
— Очень легко это, Нейчутка, — перестать быть откупным дитя. Достаточно всего-то вырасти.
Пять капель, не больше
Ох, люди!..
Низшие, павшие, дальше собственных ресниц глядеть не умеющие люди. Мимо них хала пролетит, трёхголовый да шестикрылый, махнёт всеми своими двенадцатью хвостами, воспарит огненный и слепящий, надкусит от голоду солнце, а солнце, истекая кровью, раскраснеется, и всё небо вокруг испачкает багровым, — а человек только глянет на это бездумно да и скажет: закат.
Мало того, что не умеют люди ни видеть, ни смотреть, так и во всём другом люди глухи и бесчувственны. Редко когда бывает у человека понимание, почему одно хорошо, а другое — плохо; ещё реже встречается, чтобы человек знал, что одно и то же может быть где-то хорошим, а где-то плохим. Отличать благо от погани люди учатся у волхвов, учатся по сложным, неясным заветам, в которых и сами волхвы путаются.
Да и в обычной жизни мало за что можно похвалить человека. Люди друг друга смертным боем бьют, а потом над могилами убиваются. Мужики жён плохими словами называют, когда надо бы утешить, а потом удивляются, что ушла из дома любовь. Баба грудному дитя суёт в рот копчёное сало, а если ребёнок плачет и отворачивается, запихивает силой. На полях растят хмель и пьяные маки, из лесу тащат мухоморы, вываривают их по-хитрому, толкут с травками, и всё для того, чтобы добровольно лишить себя рассудка. Балуются колдовством, какого не понимают, свечи жгут на суженых перед двумя зеркалами, а когда из навьего коридора лезет страховидла, бегут к ведуну: спасите! помогите! как же так!..
Люди думают, будто ведьмина работа — это коварная подлая нечисть, или жестокие законы сил, или трагические стечения обстоятельств. По правде же ведьмина работа — это всё больше простая человечья глупость.
Легко, будучи ведьмой, не любить людей. Но даже если людей не любишь, нельзя не признать: живётся людям тяжело. Трудно, страшно, больно, да часто ещё и недолго.
Что успевает человек за свою жизнь увидеть, пока благодать бережёт его от сил? Немногое: своё родное село, опостылевшие рожи, скотину да кур, грядки или поле. Встаёшь с рассветом, жуёшь лепёшку, в доме побогаче молока выпиваешь или яичко. Потом трудишься, будто тебя кто-то проклял, потеешь весь, дохнешь от натуги, руки свои убиваешь, спину корячишь, и так до самого закату. Вечерочком ешь пресный ужин, иногда смеёшься немного, да и засыпаешь с такими же бедолагами вповалку.
Быть человеком и быть при этом счастливым — непростая задача, и даже волхвы стараются объяснить, как этого достичь, да не всегда справляются. Нужно иметь внутри порядком и силы духа, и благодати, но больше всего — смирения, потому что коли уж человеку захотелось большего, так на своём месте никогда не будет ему покоя.
И пусть люди боятся сил и не умеют их видеть, пусть люди страшатся нечисти и её капризов, пусть люди молятся всякий раз перед дорогой и равняют ту сторону со смертью, а всё равно не один и не два раза бывало такое, что приходит человек, встаёт на колени да и просит сделать его ведуном.
Ни ведуны, ни волхвы, ясное дело, не берутся из ниоткуда. Рождаются они такие же, как и все другие люди. В скиты отдают брошенных, ненужных детей, обречённых иначе на смерть, и там их учат быть волхвами. У ведунов и ведьм бывают семьи, в этих семьях рождаются дети, и они часто с младенчества живут дорогами.
Если не коснулась тебя благодать, — из-за блажи родителей, по случайности или потому, что от твоей маленькой родины слишком далеко до любого скита, — силы всегда будут вокруг тебя. Нет той защиты, что даёт благодать, но и глаза твои открыты, и в любой момент можно начать постигать ведовство. Если же волхв брал тебя на руки, читал над тобой нужные слова и капнул волшебством, путь этот становится во много раз труднее.
Снять с человека благодать можно, только больно это, больно и мучительно, и не всякий может пережить этот ритуал. Люди плачут неделями, дрожат в горячке, бьются в припадках, будто кто-то невидимый сгибает их, разгибает да выворачивает. Благодать выходит из человека с потом, слезами и кровью, и сама душа рвётся покинуть страдающее тело и смешаться с небом.
Если хорошо постараться, из человека что угодно вынуть можно: и болезнь, и мечту, и кровную связь, и благодать. И когда благодать вытечет вся, станет человек, коли не помрёт, таким, каким был бы, если бы она вовсе никогда его не касалась. А такого человека, не отмеченного благодатью, знакомого теперь с силами, можно научить ведовскому искусству, хотя это бывает едва ли не труднее, чем избавиться от благодати.
Мало кто встаёт на такой тяжёлый путь, хорошенько всё не обдумав! Люди приходят к ведовству через страдание, через страшные потрясения, через боль, через сломанные судьбы и искорёженные жизни…
…или случайно, конечно.
О таком не говорят вслух, только шепчутся. Но бывает, бывает такое, что человек и хотел бы дальше ходить под благодатью, да не может этого больше, потому что вся благодать из него ушла.
Не от грехов это бывает, нет, и не от душевного порока. Так бывает, если рядом умирает ведьма.
Это ведуны — всё равно что перекати-поле, жил сам по себе, разбросал семена, да где-то там и умер. А старые ведьмы, могущественные и пропитанные силой, всё равно внутри себя женщины. И если не сложилось у ведьмы передать своё умение дочери, то отдаст она его ученице, или воспитаннице, или совершенно случайной девице, которой не посчастливилось пройти рядом. С последним дыханием схватит она за руки за свою преемницу, а если нет той рядом — то за чарку с водой. И в ту воду уйдёт вся её сила, всё её желание быть.
Кто выпьет ту воду, с той смоется благодать слезами и кровью, и не будет для той больше иного пути, кроме ведовского.
✾ ✾ ✾
— Корень дягиля омыть и очистить, резать и давить ножом, млечный сок собрать в стекло, этого сока взять пять капель. Цветки бузины чёрной снять с соцветия, отсчитать одиннадцать лепестков. Прикорневые листья белоголовника…
Чигирь читает и читает, важно, с выражением, как он умеет, — когда он так делает, мне всякий раз кажется, что я снова там, в давно прошедшем лете, когда Чигирь