В триллере огромную роль играет попытка человека защититься от сил зла. Защищается он, как правило, с помощью ритуала. Ритуал — самая примитивная защита, которую мы можем придумать. Это такая же наивная обсессия, как не наступать на трещины в асфальте. Фрейд все религиозное чувство выводил из готики, потому что считал, что религиозные ритуалы имеют ту же защитительную примитивную природу. Нравственная, мифологическая, эстетическая природа религии была ему совершенно чужда. Он искренне полагал, что человек крестится, молится, постится из тех же соображений, из каких дикарь возжигает костер своему божеству. Поэтому значительная часть готических текстов — это описание наивных ритуалов, с помощью которых человек пытается защититься. Отсюда очень частая тема готического произведения — это обсессивнокомпульсивный синдром, выполнение человеком определенных ритуальных действий, сакрализация цифр. Это попытка разметить ускользающий из рук неконтролируемый мир. Отсюда, например, болезненное влияние к обсессивнокомпульсивной теме у Стивена Кинга и его наиболее обсессивный рассказ, который называется N. Обратите внимание, что для всех готических писателей нумерология чрезвычайно важна. Отсюда роман Пелевина «Числа», который далеко не так смешон, как кажется по его издевательскому тону. Кстати говоря, именно для этого романа Пелевин вернулся в литературу, он написал его после шестилетнего перерыва. И я считаю, что это его лучший роман и самый личный. Огромная роль обсессии, компульсии, так называемого детского сумасшествия в формировании писателя описана у Дениса Драгунского. И сам он говорит, что с точки зрения современной психологии был сумасшедшим ребенком, потому что постоянно пытался жизнь родителей спасти с помощью бесчисленного количества ритуалов. Равным образом тема обсессии и компульсии присутствует в большинстве фильмов Ларса фон Триера и особенно, конечно, в «Нимфоманке», эта нумерология просто организует сюжет. Иными словами, в мире готики человек живет не религиозными представлениями, а ритуалами, синдромами, как ни печально это звучит.
Вопросы?
— Мне показалось, что, по Шаламову, человек и значит прокаженный.
— Правильно показалось. Вы можете этого не знать, но Шаламов же действительно троцкист, он не скрывал этого. Для него человек — это неудачный проект. Проект, искаженный первородным грехом, трудом, приспособлением к злу. Шаламов насчет человеческой природы не только не питает иллюзий, — я бы сказал, он питает к ней ненависть. И его рассказ — гимн любви, но шаламовский, который может спеть чудовище: песнь монстра. Читатель остается после этого рассказа не только с ужасом. Остается он со странным убеждением в бессмертии человеческого эго. Знаете, где это наиболее наглядно выражено? У Фолкнера есть не самый известный военный роман «Притча», где главный герой, генерал, говорит: «Я верю, человеческая глупость не только выстоит. Она победит». Человек бессмертен, но бессмертно в нем тараканье, самое низменное, оно-то и неубиваемо.
Под конец я хотел бы с вами обсудить одно довольно известное стихотворение Бориса Слуцкого, которое как раз и вызывает у читателя комплекс эмоций, наиболее характерных для триллера: поэзии, балладе это проще сделать — она и лаконичней и вместе с тем загадочней. Вот эти стихи, трактовка которых обычно многое говорит о читателе:
БУХАРЕСТ
Капитан уехал за женой
В тихий городок освобожденный,
В маленький, запущенный, ржаной,
В деревянный, а теперь сожженный.
На прощанье допоздна сидели,
Карточки глядели.
Пели. Рассказывали сны.
Раньше месяца на три недели
Капитан вернулся — без жены.
Пироги, что повара пекли —
Выбросить велит он поскорее,
И меняет мятые рубли
На хрустящие, как сахар, леи.
Белый снег валит над Бухарестом.
Проститутки мерзнут по подъездам.
Черноватых девушек расспрашивая,
Ищет он, шатаясь день-деньской,
Русую или хотя бы крашеную,
Но глаза чтоб серые, с тоской.
Русая или, скорее, крашеная
Понимает: служба будет страшная.
Денег много и дают — вперед.
Вздрагивая, девушка берет.
На спине гостиничной кровати
Голый, словно банщик, купидон.
— Раздевайтесь. Глаз не закрывайте, —
Говорит понуро капитан.
— Так ложитесь. Руки — так сложите.
Голову на руки положите.
— Русский понимаешь? — Мало очень.
— Очень мало — вот как говорят.
Черные испуганные очи
Из-под черной челки не глядят.
— Мы сейчас обсудим все толково.
Если не поймете — не беда.
Ваше дело — не забыть два слова:
Слово «нет» и слово «никогда».
Что я ни спрошу у вас, в ответ
Говорите: «никогда» и «нет».
Белый снег всю ночь валом валит
Только на рассвете затихает.
Слышно, как газеты выкликает
Под окном горластый инвалид.
Слишком любопытный половой,
Приникая к щелке головой,
Снова,
Снова,
Снова
слышит ворох
Всяких звуков, шарканье и шорох,
Возгласы, названия газет
И слова, не разберет которых —
Слово «никогда» и слово «нет».
Что происходит в этом стихотворении? Обычно предлагаются два варианта фабулы: либо жена капитана убита («городок сожженный»), и тогда это сродни фабуле готической баллады Исаковского «Прасковья». Либо она изменила ему с немцем и, возможно, с немцами ушла (встречал я и такую версию) — в любом случае они расстались бесповоротно. В первой фабуле он таким образом ее как бы хоронит, во втором проигрывает с проституткой правильный вариант ее поведения: она должна была отвечать «никогда» и «нет», а вместо этого отдалась захватчику.
Нельзя не обратить внимание на странное, почти мистическое сходство этой истории с уже упоминавшимся на наших семинарах рассказом Набокова «Возвращение Чорба», где тоже, кстати, много непонятного. Рассказ абсолютно гриновский, вплоть до названия.
Чорб — русский писатель, эмигрант, с фамилией, одновременно похожей на «горб» и «черт», уехал с женой в свадебное путешествие, жена случайно гибнет, прикоснувшись к оголенному проводу (гроза повалила столб), — и мы опять-таки не можем быть уверены, что Чорб не убил ее из ревности: смерть слишком недостоверна, слишком искусственна. Вернувшись из прерванного путешествия, Чорб