Рита предлагает ребенка похоронить, но женщина отвечает дерзко, разъясняя, что его заберет Эрлик-хан, явившись из царства мертвых. Внизу все наоборот: кислое становится сладким, белое – черным, а мертвое – живым. «Тимошка будет жить, – растолковывает она, – но не со мной, а с черным псом, который станет его охранять».
Договорив, женщина берет Риту за грудки и умоляет оставить все как есть.
«Во Христе жить надо, – шепчет Рита, – а не языческим богам поклоняться. Только Сын Божий утешит и придаст печали светлый лик».
«Сама своему Христу молись, дешевка!» – рычит несчастная и заходится истерическим плачем.
* * *
После Новониколаевска, застряв на очередной платформе в сумерках, надравшись с земляками, к Игорю и Климу заявляется хмельной Патрик Лингр и просит его отпустить. Клим хохочет и просит явить откупную, на что Патрик, не шутя, грозит стрелять из револьвера в упор.
«Чего сбежать надумал?» – вопрошает Игорь, недуг которого заметно ослаб после ночи, проведенной с Ритой в станционной комнате.
Здешний отрезок железной дороги, от Новониколаевска до Иркутска, охраняется солдатами чехословацкого корпуса. А Патрик – гражданин новой свободной страны, и потому по приказу генерала Штефаника его мобилизуют, отбрыкнуться он может, да не хочет. Технически Патрик и не увольнялся. Будущее прояснилось, и Патрику положено последнее обмундирование, жалованье и угол для ночлега.
«А потом что? Когда красные придут?» – спрашивает Игорь.
«Не придут, – отвечает Патрик, – их верховный правитель России перебьет, Европа войска пришлет, и японцы с американцами. Словом, Ленину и Троцкому кранты!»
«Ха, – смеется Клим, – вот как Русь родимую раздербанить задумали, а все равно не выйдет. Как в басне получится, когда звери в разные стороны воз тянули. Читал такую?»
Патрик не читал.
«А ты найди да ознакомься, – советует Клим, – чтобы не обидно потом было, поджав хвост, тикать от краснобайских шашек».
«Прощайте, – жмет руки Патрик всем, кроме Октая, который, сложив ладони, отпускает короткий поклон. – Не свидимся, – говорит чехословак и навсегда пропадает».
13
После уговоров Полина согласилась поехать вместе с Фомой на розыски ее телефона. Прежде она собиралась выдать подробные инструкции об овраге и отправить Фому одного. Все-таки со страхом нужно бороться, убеждал Фома, и ее это злило. Смотреть страху в глаза, не отступать – как бы не так!
Усеянная хрупким золотом чаща не казалась мрачным пристанищем чудовищ. Полина указала на одноэтажную столовую, в которой все произошло. Поспешила уйти, и Фома, сделав пару фотографий, нагнал ее у очередной грязной лужи. У Полины поехала нога, и Фома прижал ее к себе, обняв за талию. «Флиртуешь?» – спросила она. «Спас твою задницу, не благодари», – ответил Фома и закашлялся с такой силой, что пришлось уйти в сторону и согбенно отхаркиваться. Уняв приступ, он сплюнул и почувствовал на языке вкус крови.
Полина же наткнулась на знакомый излом тропы, где сосна чуть заваливалась набок и под этой аркой прорастали сорняки. Нырнула в арку и через два шага оступилась в овраг. «Сюда, где-то здесь!» – крикнула она Фоме. Искали старательно, голыми руками. Измазавшись окончательно, Фома наткнулся на заветный прямоугольный слиток и торжествующе воздел его к закрытому соснами небу. «Ура, мать вашу!» – выпалила Полина и проверила блокировку, но все без толку – разрядился.
В машине грелись от печки, гудел мотор; ждали воскрешения айфона. Набралось пятнадцать процентов, и Полина судорожно включила аппарат, прошла пароли и запустила заветный видеофайл. Картинка дрожала, но, несмотря на поздний час и проливной дождь, радовала качеством. Во время просмотра Полина зажимала ладонью рот, Фома нецензурно комментировал. Царица Тамара получила пулю и скатилась со стула, а существо скрылось в тени. Затем происходила чертовщина – так считала Полина, потому что исходник в ее памяти сильно отличался. Вместо выпрыгнувшего из мрака монстра на записи она видела, как Христофор вынимает оружие и стреляет в директора пансионата. Петр Петрович роняет пистолет, подоспевает Аркаша и забирает его. Появляется Христофор с тесаком. Он уверенно вгоняет наточенное лезвие в шею орущего директора; другие машины торопятся уехать. Только теперь возвращается в свет фонарей минивэна монстр – бледно-белый высушенный старик в брезентовой накидке, какую таскают бомжи, спящие на теплотрассах мегаполисов. Старик толкает Христофора и склоняется над трупом. Христофор бросает тесак в багажник, садится за руль и, проскальзывая колесами в грязи, дожидается, когда страшный старик в сердцах швырнет отделенную голову директора в лобовое стекло. Машина, натужно рыча, выбирается из западни и уезжает. Запись обрывается.
– Рассказ несколько отличался, – заметил Фома.
– Поразительный кабздец, – проговорила Полина и еще раз просмотрела фрагмент с обезглавленным трупом директора.
– Иногда во время стресса действительность воспринимается иначе, – пытался рассуждать Фома.
– Шизофреничкой обозвать хочешь? Но ты разглядел ту банку с кровью? Ты же видел, как стремный дед шепчет на ухо бабке Тамаре?!
Он кивнул.
– Долбаная секта! – психовала Полина. Фома обнял ее. – Что с записью-то делать будем? В полицию? Дружку твоему сивому отдадим?
– Сниму копию. Не парься, звездой «Рутьюба» ты не станешь. – Фома скинул файл на телефон и ответил: – Дюкову всегда успеем отдать. Сначала кое-что проверю.
>>>
Врачом оказалась приятная молодая женщина, ухоженная и в меру привлекательная. Ее темные, слегка завитые волосы касались плеч, на носу сидели стильные очки в роговой оправе. Такую женщину Фома никогда бы не назвал врачихой.
– Ваши снимки. – Она протянула ему результаты МРТ, но Фома не взглянул, потому что ни черта в этом не понимал.
Поинтересовался, все ли так плохо, как ему кажется.
– Одышка, кровохарканье, неприятный запах изо рта имеются?
– Запах не знаю, но сегодня кашлял кровью, – ответил Фома, ерзая на стуле.
– Бронхит, который вы не лечили, – говорит она, поглядывая в окно кабинета, – вызвал осложнение. Нужен стационар. Правда, у нас такого лечения, увы, не предусмотрено. Необходимы антибиотики, промывание легких, чтобы удалить слизь. Еще электрофорез.
– У меня рак? Скажите уже диагноз! – Фома вытирал вспотевшие ладони о джинсы.
– Про химию я обмолвилась? Нет? Значит, не онкология. Я в карточке-то напишу диагноз, но вам он ничего не объяснит – бронхоэктатическая болезнь.
– Легче не стало. И что дальше?
– Лечиться, что же еще. Но сейчас, правда, с этим есть трудности. – Она ткнула край ручки в подбородок, поразмыслила и заверила, что попробует получить от главного врача документ, объясняющий срочную госпитализацию по месту проживания.
– И меня выпустят из Костугая?
Она пожала плечами и записала его телефонный номер. Выписала обезболивающие и отхаркивающие, но предупредила, что нужна комплексная терапия. Фома закашлялся, и докторица ждала, сочувственно кивая. Когда приступ кончился, она пожелала ему сил и смирения.
>>>