Вдруг Дафур услышал шорохи, прикрыл дверцу и спрятался в кустах, наблюдая за внезапным пришельцем. «И ведь только в кино бывает, – думал Дафур, – чтобы какой-то озлобленный подросток появился из пустоты и одним махом стер следы чужого преступления». Подозревал, что бензина в баке нет и что огонь вот-вот потухнет, но раздался взрыв, обуявший пламенем ржавое железо, грязные тряпки и плоть покойного Бахти.
>>>
Намело сугробов, скрипел снег под подошвой, и щипало лицо. Близилось обновление календаря. Но Полина забыла про подарки, суету и запланированный с приятелями, которые прилетят с Филиппин, отдых на вилле в стиле группы «Wham!». Она хлопнула калиткой, пригрозив Герде сторожить, и запрыгнула в служебный УАЗ Дюкова. Растерла руки и хлопнула в ладоши, сдерживая адреналиновый порыв.
– Ну что, готов прижать этих упырей?! – спросила Полина.
Артем кивнул и воткнул первую передачу.
Осиротели улицы Костугая: ни людей, ни машин. Бензин народ экономил, потому что на заправках пустовало – топливо не завозили из-за пограничных постов.
На подступах к Сомон-Ясаку Полина не обнаружила ни одной полицейской машины, не было автозаков и всего того, что принято бросать на борьбу с отъявленными маньяками. Дюков промчался мимо проходной, и охрана его не задержала, убрав автоматы и дав знак, что дозволено проезжать.
Полина психанула:
– Что происходит?! Куда мы едем?!
– Не ори! Так надо.
Внедорожник встал у ратуши. Их встретил Дафур, нацепив приветливую улыбку. Вылез из салона Дюков, но Полина не спешила. Дафур по-монашески поклонился ей и ушел под своды бревенчатого дворца, построенного в виде гигантской юрты. На ее вершине колыхался черно-желтый флаг с бдительным вороном. Полина приоткрыла стекло и спросила:
– Артем, что тут, на хрен, творится?! Где ОМОН и СОБР? Ты обманул меня?
– У них есть предложение. Выслушай его. Я в машине подожду.
Артем открыл дверцу и дал Полине выйти.
– Грохнут меня и сожрут – вот и весь разговор! – рыкнула Полина и показала Дюкову средний палец.
Дафур проводил Полину в комнату с накрытым восточными сладостями столом. Подавали рахат-лукум, щербет, пахлаву и финики. Курился мятой свежезаваренный чай. Стола как такого не было, пиалы и чаши выстроились на цветастом ковре, лежавшем на возвышающейся чуть выше пола платформе. Вместо стульев – подушки. В сумрачной комнатке по самому центру лился сверху белый свет, какой бывает в пещере, если ее верхушку венчает небольшой разлом. На подушке восседала татуированная лысая девушка. На ней висело охряное безразмерное платье, скрывавшее истощенное тело.
– Сайн байна уу дуу минь [33], – начала разговор Полина и плюхнулась на подушку. – Все такое вкусненькое. А мне сахар нельзя, врачи пугают диабетом.
– Мера есть благодетель для любого порока, – сказала женщина скрежещущим, сиплым голосом. – Пробуй, без отравы.
– Естественно. – Полина кинула в рот кусок щербета и махом выпила чай из пиалы. – Мясцо-то попортится, вам такого не надо.
– Ты знаешь, что такое фокал? От взгляда зависит перспектива. Всегда есть контекст и предыстория. Судить небрежно – удел невежд.
– Ир, а как ты не подохла? Кровушка дедовская с того света вытащила?
Рогнеда провела ладонями по лысине и горько выдохнула, безуспешно подыскивая слова.
– Мне девять лет, и мне страшно. Но чем я болею и когда это закончится, мне никто не говорит. Ночами я хнычу, а на меня шикают медсестры. Я рыдаю в подушку, а наутро она мокрая и холодная. Однажды я подслушиваю мамин разговор со старой каргой – нашей бабкой. Они шепчутся у палатных дверей. Мама плачет и говорит, что я неизлечима. А карга докладывает, что подобрала для меня милый гробик. Они меня заживо хоронят! Ночью я сбегаю и прибиваюсь к Дафуру. Приходят мучительные недели, опухоль выжигает у меня все внутренности. Я собираюсь умирать.
– Но не удалось, значит. Ты излечилась от рака! Чудо! – Полина съела рахат-лукум и подлила себе чая. – Чего домой-то не пошла?
– От обиды и страха, – ответила Рогнеда и пригубила остывший напиток.
– Все это трогательно, конечно, но вы убийцы! И подставили невинного человека! Так просто нельзя!
– Ха-ха! Порой незнание дается нам милостью всевышней! – захохотала Рогнеда. – Ты права, убивать – плохо. Долгие годы я обходилась звериным чутьем, одной интуицией. Но в последние месяцы дар ихора окончательно растворился, уступив место раку, вернувшемуся с новыми силами. Не ерничай, рак я просто отсрочила. Есть болезни, которые кровь нашего деда лечит, но есть другие, которые она всего лишь усыпляет.
– Паршивая дрянь! – закричала Полина.
– Остынь, мы не в театре. Знай – пришли сумрачные дни. Нельзя ступать наугад, ошибка грозит смертью. Пусть я и безобразна, но ты поймешь, когда погаснет свет. Когда люди начнут замерзать и драться за пищу. Обездоленные и брошенные придут к нам, но всем помочь мы не сможем. Только избранным. Таким, как ты.
– Что за бред?!
– Увлекшись семейным древом, ты позабыла смотреть по сторонам, а вокруг – хаос! Благодаря пророческому таланту я могу постелить солому. – Рогнеда закурила кальян и выпустила дымное облако. – Так приляг на нее и расслабься – ты дома.
– Чушь какая! Ты не можешь видеть будущее! Никто не может! Все вздор и чепуха!
– Вернешься, когда изведутся свечи и рухнет на макушку геликоптер. И я снова тебя спрошу.
– О чем?
– Станешь ли ты нашей сестрой? Мы исследуем кровь фон Крейта и возродим древний культ ихора! И обуздаем хаос, не поддающийся контролю! Наши догматы строги, наши запреты суровы: ни вина, ни блуда, ни лихоимства! Введем аскезу и будем почитать фон Крейта как пророка! В тебе-то она тоже течет, кровь нашего деда.
– Ах вот оно что! Вам материала не хватает! – Полина поднялась с подушки.
– У тебя снова есть родня! Не об этом ли ты мечтала?
– Вопрос! Почему тогда Света умерла? Или ковид плевал на колдовскую кровь?
– Панацеи в природе существовать не может, бывают аномалии, – ответила Рогнеда и добавила: – Или Света просто не боролась. Ихор уважает волю и жажду к жизни.
– Ну ты и сука, – тихо проговорила Полина, стоя в дверях. Спросила напоследок: – Фома сядет на всю жизнь? Он нездоров, ему в психиатричку надо, а не нары протирать.
– Я же не судья и не палач. Тем более не психотерапевт. Впрочем, когда закончится электричество, ему