Полина ушла, не ответив. Снова показала Дюкову непристойный жест и запрыгнула в полицейский внедорожник.
– Как прошло? – спросил Артем.
– Ты теперь на подсосе у кровопийц? Ментяра позорный!
– Зря ты так, – обиделся Дюков и повез Полину домой.
>>>
Лишившись заработка, Полина принялась экономить: люди перестали заказывать фотосессии, приходилось тратиться на еду и медицинские препараты, коих с каждым днем в Костугае становилось все меньше. Герда с сочного мяса перешла на потроха. Сама же Полина варила супы, обходилась пустой гречкой или перловкой. Иногда привозил ей кое-какие припасы Дюков, оставляя на крыльце у двери, – разговаривать с ним Полина отказывалась.
Новый год Полина встретила в привычном одиночестве. Ее дружки, собравшиеся впервые за три года нагрянуть на родину, вылетев из аэропорта «Ниноя Акино», испытали какие-то трудности с рабочим графиком, извинялись и зазывали к себе, обещая оплатить билет. Полина отказала им и навсегда попрощалась.
Первые дни января наполнились волнением: по ночам грохотали вдалеке взрывы, антрацитовое небо озарялось багровыми вспышками. В новостях сообщали о напряженности в отдельных областях, а «Телега» засоряла инфошум вбросами.
Герда наконец-таки отмучилась, отправившись в рай накануне Дня святого Валентина. Полина закопала ее во дворе, целый день промучившись с мерзлой землей. Поставила крест, но решила, что Герда была не слишком православной собакой, и ограничилась памятной доской, выкорчеванной из собачьей будки. Эпитафия, нанесенная тонкой белой краской, гласила: «Сие место ворчливой подруги. Сторожила честно. Покусала четверых». Закончив с похоронами, Полина приняла прохладный душ и собралась окунуться в Сеть, но не смогла: отключили электричество. По счетам она не платила всего полтора месяца, да и предупреждений не поступало. «Есть алкаши, – возмущалась вслух Полина, нарезая в щи капусту, – которые годами не платят, и никаких санкций!» Полина пощелкала пробки, проверила провода и свистнула соседке, которая вдруг вышла на стужу и стала озираться. «Нету света!» – крикнула ей женщина. Полина заметила, что и уличные фонари не горят. «Нигде нету, мне только что невестка звонила», – докладывала соседка. Вскоре и мобильники потеряли Сеть, оставив костугайцев бродить впотьмах.
«Атомную рванули. Отрубило везде и капитально. Ну хоть не новая Фукусима – и то ладно», – объяснял Дюков Полине, приехав на следующий после блэкаута день. Она не простила, но сочла ситуацию критической и нуждалась в собеседнике, усадив его на кухне при свечах и с чашкой дрянного чая. «Светятся только те, что на генераторах, – сказал он. – И у кого свои залежи урана или дровяные штабеля. Весь лес на топливо вырубят, а мы этому вроде как препятствовать должны». – «Или угля, или торфа», – добавила Полина. «Ну да, – кивнул Дюков. – Поселок Дафура никак не пострадал. Кстати, они людям еду раздают на пересечении Ямской и Блюхера. Сходила бы». – «Что, вот так просто раздают?» – «Порции мизерные. И давка. Но лучше так, чем впроголодь». – «Не апокалипсис же! Власть вообще никак не чешется?!» – «На границе области засели сепаратисты, контролируют дороги и леса. Но говорят, в центре все равно готовят гуманитарку». Они немного помолчали, Артем мешал ложкой несладкий черный чай, а Полина хрустела привезенными вафлями. Потом она ткнула пальцем в окно и сказала: «Собаку тут закопала. Каждый день вижу ее могилку, когда посуду мою. Вроде бы расстраиваться надо, а мне тепло. Что рядом лежит, что никуда переться не нужно и ограды красить. Свету я всего пару раз навещала. Мать и того меньше. Про отца вообще забыла. Херовая я дочка». – «Потому, наверно, и строили фамильные гробницы в замках. Чтобы все рядом, будто никуда и не уходили». – «Наверно, – она доела вафлю и спросила, сдерживая дрожь: – Фома-то жив еще? Или доконали?» – «Между вами что-то было?» – «А в душу лезть обязательно?! Ну, было, ну, трахнулись разок! Так дышит – нет?!» – «Скоро суд. Но врачи настаивают на госпитализации. Фома то тише воды, то бросается на стены и себя калечит. Бредит, тараторит все про какой-то нюхт. У монголов так звериное логово зовется». Полина кивнула и сказала: «Ведь эта сучка предупреждала, что электричество вырубят. Я про ведьму Дафурову. Про вертолеты что-то плела, тварь. Придушила бы». – «Может, я и туповат, но ты ошибаешься. Если хочешь выжить, езжай в поселок». – «Чего?! В Костугае больше шестидесяти тысяч населения, и чего это вдруг все вымрут?!» – «От голода и холода. Пока еще есть газ, но и его могут перекрыть. Тогда точно хана. А насколько затянется изоляция – фиг знает». Допив остывший чай, Артем попрощался и ушел. В кромешной темноте вспыхнули фары его служебного УАЗа, как звериные очи в непроглядной чаще, и стали удаляться, погружаясь в пустоту.
В конце февраля произошло невообразимое: посреди ночи прогремел оглушительный взрыв, осияв пламенем округу. Полина вскочила с кровати, не освободившись еще ото сна, и прильнула к окну, разглядывая красное небо. Над районом завис, гоняясь за своим полыхающим хвостом, военный вертолет. Машина гудела и, дав крен, потянулась к земле. Полина туго соображала, разделяя сон от яви, но вдруг осознала, что горящая техника падает, и, подстегнув себя неистовым криком, рванула в задрапированную гостиную, распахнула там окно и выпрыгнула в грязный от дровяной сажи снег. Вскочила и побежала, перемахивая через чужие заборы и ограды, как легкоатлет. Сзади загрохотала и разверзлась адским скрежетом подбитая вертушка, забитая гуманитарным грузом. Посудина раздавила особняк Поливановых и зацепила отвалившимся винтом пару соседних домов. Пожарные запаздывали, и огонь разыгрался, обрушившись на весь район, выгоняя из насиженных гнезд перепуганных полуголых людей. Пожарный расчет притащился к рассвету и заливал пеной догорающие угли. Полине кто-то сунул одеяло и башмаки, соседка поделилась кофтой и тянучками. Столпились костугайцы – спорили, ругались и плакали. Прибыла полиция и Дюков, который засунул Полину в машину и собирался отвезти ее сначала в больницу, затем к себе домой. «Нормально все со мной! – огрызнулась Полина. – Вези меня к этой лысой суке!» – «Поля, у тебя шок! К врачу надо!» – «Оглох, что ли?! Вези, говорю!» – «На фига?» – «Буду торговаться и договариваться. Как зрелый бездомный человек».
>>>
Надзиратели заковали Фому в наручники и повели по стылому мытому коридору; воняло измочаленными вениками и хлоркой. Надсмотрщики кашляли и матерились, кляня меж собой кочегара и ударившие под конец зимы морозы. «Не выспался, – жаловался конвоир напарнику, – дочурка кашляла, будила меня и мать, а та истерила и требовала вызывать „скорую“. Дура не понимает, что никакая „скорая“ не приедет». – «Неужели не могут шарахнуть по этим голодранцам как следует?» – сокрушался напарник и толкал Фому в