Лиор усмехнулся, глядя на меня с явным удивлением.
— Неужели вам стало легче? — заметил он, и в его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла распознать. Возможно, это было восхищение. Или страх.
— Ну, отличный выбор. Только нужно решить, это бал или званый ужин? Учтите, если маркиза Делагарди решит провести просто скромный званый ужин — ее не поймут. А на балу вы обязаны будете снять вуаль. Я вас просто морально готовлю.
Он промолчал, а я мысленно согласилась. Мне самой эта шторка на лице ужасно не нравилась. Но что поделать!
— Тогда вам не стоит медлить, — произнес Лиор. — Пора дать распоряжение слугам, чтобы они готовились. И в первую очередь разослали приглашения.
Я позвала дворецкого, который меня выслушал и сообщил, что приглашения разошлют до вечера, а завтра грядет подготовка. Нужно задрапировать черной тканью стены, купить черные розы, черные ленты на бокалы и даже черные салфетки. Нужно будет, чтобы я выбрал портрет супруга, который будет висеть в центре зала.
— Возьмите вот этот, — прошептала я, кивая на огромный портрет в столовой. — Он здесь такой красивый…
Я шмыгнула носом, видя, как дворецкий присматривается к портрету с задумчивостью, подойдет или не подойдет. А потом зовет слуг, чтобы те сняли портрет и вместо него временно повесили какой-то пейзаж.
— Госпожа, я отправил приглашения, — заметил дворецкий. — Самым влиятельным семьям я снарядил посыльных. Остальным отправил почтой. Будут еще распоряжения?
— Нет, — махнула я рукой, а потом вспомнила, что хотела спросить. — Мистер Холлингс. Не подскажете, куда подевалась Рита?
— Хорошо, — похвалила я, глядя, как Лиор снова взял газету в руки.
Я смотрела на него. На его идеальные черты лица, на его безупречный костюм, на его холодные глаза. И в этот момент я поняла: сейчас момент истины.
— Я вижу, что вы в курсе всех событий в высшем обществе, — заметила я, и мой голос был таким же холодным, как лед, который он, возможно, носит в своей крови. — И знаете очень многих… Мне интересно, у какого рода — родовая магия льда?
Глава 48. Он
— Господин, я прошу вас… — послышался едва слышный шепот. — Я не хотела… Меня запугали… Я не стала бы этого делать…
Она задыхалась, прижавшись спиной к дереву. Ее пугал я, пугал нож в моей руке, который без слов говорил ей о моих намерениях.
— Отпустите меня, — шептала горничная. — Я прошу вас. Я даже добавила чуточку меньше… Чем просили…
Ее взгляд не отрывался от лезвия. Из ее рта вырывался пар, как свидетельство ее жизни.
— Рита, кажется, — произнес я, глядя на растрепанную девушку с перепуганными до смерти глазами.
— Да, — закивала она. — Вы меня отпустите? Я все усвоила. И больше никогда так не буду… Клянусь!
Она упала на колени, заливаясь слезами.
Я подошел к ней, взял за подбородок, видя, как по ее щекам стекают ручьи слез.
— Рита, ты уже один раз ошиблась, — произнес я, глядя на нее сверху вниз. — Но я посчитал, что это — приказ хозяина. Тогда за завтраком ты несла десерт и чай, в котором был яд.
Ее глаза остекленели от ужаса.
— Я тогда подумал, что ты побоялась не выполнить приказ. Но сейчас приказа не было. Но я знаю, что было. Деньги.
— Господи-и-ин, — захлебнулась слезами горничная.
— И сколько стоила честь хозяйки? Сколько стоили ее слезы наутро? — мой голос был спокоен.
— А если я скажу, вы меня отпустите? — с надеждой прошептала Рита.
Она помолчала, словно ждала моего ответа. Но я не ответил.
— Пятьсот золотых, — задыхаясь, едва слышно прошептала Рита. — Я хотела начать новую жизнь…
Я посмотрел на ее саквояж, который валялся перевернутый в снегу. На ее старенький плащ и на наши следы.
— Отпустите, — прошептала она, а ее хныкающий голос все еще дрожал от искорки надежды.
— Но был и третий раз, — выдохнул я. — Помнишь, когда твоя хозяйка была в гостях со своим женихом… Ты же принесла отравленный чай? После этого помолвка была разорвана?
Она смотрела на меня с ужасом, застывшим в ее глазах.
— Кто приказал дать тебе легкий яд? — спросил я, глядя ей в глаза.
— Я не знаю, о чем вы… — прошептала служанка.
— Знаешь, — кивнул я.
— Маркиз Делагарди! — прошептала она. — Он…
Рита покраснела, а я понял, что иногда ее передник и платье валялись на полу в его спальне.
— …сказал мне, чтобы я… Он предупредил, что яд не убьет… Что это безопасно для госпожи… И обещал, что я останусь при госпоже в его доме! Я перейду в дом маркиза, и мне повысят жалование! Только не убивайте, умоляю!
Внезапно замерла, глядя на меня.
— Так это… вы… — прошептала она. — Я… я узнала вас…
Ее грудь вздымалась от волнения.
Я протянул руку, словно хочу помочь встать, она ухватилась за нее и… застыла с открытым от ужаса ртом. По ее телу побежали узоры изморози. Она просто застыла с широко распахнутыми глазами и открытым от боли и удивления ртом.
Я видел, как последняя слеза скатилась по покрытому инеем лицу. И я знал, что вместе с этой слезой ее покинула жизнь.
— Какой дешевый подарок, — усмехнулся я, глядя на замерзшую девушку. — Такой даже дарить стыдно.
Я развернулся и направился прочь.
Снег хрустнул под сапогами — звук, как треск костей.
Я направлялся в свое поместье.
Я не снял плащ. Не снял маску. Она стала частью меня, как дыхание. Как боль.
Мое поместье встретило меня тишиной.
Открыв дверь кабинета, я содрал с себя плащ и маску и упал в кресло и замер.
Сегодня она коснулась меня.
Сама.
Она захотела.
Я помню, как ее пальцы — тонкие, холодные, дрожащие — скользнули по моей груди по ткани. Медленно. Сладко.
Я не двигался.
Не дышал.
Я запоминал.
Каждое прикосновение. Каждую дрожь в ее руке. Каждый вздох, который она сдерживала, когда я не отталкивал ее.
Я хочу, чтобы она дышала моим именем. Чтобы ее руки крепко сжимали простыню, как будто она способна спасти ее