Я убиваю, чтобы она осталась живой.
Я знал, кто и куда ее решил увезти.
Я поставил ногу на перила и раскинул крылья. Ярость сжигала изнутри, а я быстро догадался, почему Велен так резко решил покинуть бал.
Проведя рукой по лицу, я почувствовал, как на него ложится маска.
Я летел в сторону его поместья, как вдруг увидел карету. Черная точка двигалась по дороге с такой скоростью, на которую только были способны роскошные лошади.
Я пронесся над ними, понимая, что если я переверну карету, она может пострадать. Воздух вокруг меня замерзал, как будто сама зима сжималась от моей ярости. Снег на земле взрывался вверх — не от ветра, а от моего дыхания. Каждый взмах крыльев оставлял за собой трещины в воздухе, как будто пространство боялось меня.
Я не летел. Это был не полный оборот. Частичный.
Я разрывал собой ледяной воздух и ветер.
И если бы кто-то посмотрел вверх — он бы увидел не человека.
Он бы увидел призрак северного ветра, который несёт с собой смерть.
Глава 72
Я смотрела на документ — и переводила взгляд на Велена.
Он скрестил руки на груди, пальцы стучали по плечу — как часы, отсчитывающие последние секунды моей жизни.
Мне освободили одну руку до локтя.
В неё впихнули перо — холодное, тонкое, как кость.
— Давай, прекрати строить из себя недотрогу. Подписывай.
Слуги Велена ткнули мне документ.
— Нет, - произнесла я.
“Это не он! - пронеслось в голове. - Значит, это кто-то из тех двоих…”
— Что значит «нет»?! — Велен наклонился, а меня окутал запах дорогого изысканного парфюма с ноткой ванили и табака. — Быстро взяла и подписала! Ты сдохнешь, если останешься без мужа!
— Что-то мне подсказывает, что с мужем я сдохну раньше, - ответила я, вспоминая, что я глава не менее влиятельной семьи.
— Я ведь могу и заставить, - зловещим голосом заметил Велен.
Он явно спешил, а я понимала, что эта спешка неспроста.
“Он придет… Придет!”, - шептала я, как молитву, глядя в холодные и жадные глаза Велена.
Я — глава семьи, а не кукла в бархате. Моя кровь — не дешёвый купаж. Моя воля — не бумажка, которую можно сжечь.
— А я могу и умереть. И тогда вы точно останетесь ни с чем. Наследником станет Лиор, - произнесла я. - И тогда, если вам так нужны мои деньги, вам придется жениться на нем.
“Где же он? Неужели он меня бросил? Нет, быть такого не может…” - надрывалось сердце.
Я посмотрела на окно, и в тот же миг по коже пробежал холодок — не от страха, а от предчувствия.
Как будто кто-то провел пальцем по моей шее. По стеклу медленно пополз иней. Красивый, ажурный узор, словно чья-то рука вырезала на нем мое имя. Я сжала губы, чтобы не застонать. Это было знакомо. Это был он.
И тут с кареты сорвало крышу. Не взрывом, не ударом. Просто… исчезло. Как будто сама зима решила, что мне слишком жарко под этим обитым бархатом куполом.
— Это что за… - гневно произнес Велен, задирая голову.
Его роскошные волосы трепал холодный ветер, а на лице появилось выражение: “Кто посмел!”.
Через мгновенье его дернуло вверх, а на бумаги упали алые капли крови. Сочные, красивые, они впитались в бумагу моментально, как чернила.
Если бы Лиор был здесь, он бы попытался договориться. Он бы говорил о законах, о справедливости. А этот… он просто разрушит всё. Он не хочет спасти меня. Он хочет, чтобы я принадлежала ему. Только ему.
Карета резко остановилась, причем так резко, что меня бросило на противоположное сидение.
Я сжалась в комочек — и почувствовала: веревки растворились.
Не порвались.
Не развязались.
Растаяли.
Как снежинка на губах.
Карету еще раз толкнуло, а те двое, что удерживали меня, пропали. Я была в карете одна, не считая холодного ветра, который пронизывал ее насквозь.
Я осталась одна. Внутри было пусто. На улице — метель.
И тогда я почувствовала его.
Не шаг. Не дыхание. А то, как воздух становится гуще, как пространство сжимается вокруг меня. Как будто весь мир сузился до одного звука — моего сердца, которое бьётся только для него.
Внезапно кто-то выхватил меня из кареты, а я слышала завывание метели и ржание испуганных лошадей. Не аккуратно. Не бережно. С такой силой, что я задохнулась. Ветер бил в лицо, снег слепил глаза. Но я не сопротивлялась.
Я не сопротивлялась.
Потому что я знала эти руки.
Эти перчатки — черные, тонкие, как кожа смерти.
Этот запах — вишня, пропитанная кровью, и металл, что остыл в крови.
Тот самый запах, что пахнет моей тьмой.
Он прижал меня к себе — так, что мое тело вписалось в его, как будто мы были созданы друг для друга. Я чувствовала каждое движение его мышц — как будто он был не человек, а стихия, обретшая форму.
Каждый удар его сердца — ударом по моему собственному.
Каждая мышца, напряженная от желания разорвать всех, кто осмелился прикоснуться ко мне — это была не ярость. Это была одержимость.
Одержимость, которая не шепчет «я тебя люблю».
Она режет горло, чтобы никто больше не дышал твоим воздухом.
— Ты моя, — прошептал он, и его голос был хриплым, как шёпот дьявола. — И если кто-то посмеет тебя тронуть… я сделаю так, что они будут молить о смерти.
Я закрыла глаза. И впервые за всю свою жизнь почувствовала: я не одна. Я — его. И этого достаточно.
Впервые в жизни мне хотелось кому-то принадлежать. Хотелось стать чем-то нежным, женственным, прекрасным, зная, что рядом есть тот, кто вырвет тебя из лап смерти.
Я попыталась обернуться, но увидела маску. Огромные крылья распахнулись за спиной, и мы оторвались от снега.
Бросив взгляд вниз, я увидела росчерки крови, три тела и перепуганного кучера, как живой мазок в пейзаже смерти, который пытался успокоить лошадей.
И всё это — для меня.
А потом и это исчезло в снежном вихре.
Я вжималась в его тело, мысленно шептала о том, чтобы он не бросал меня. Я — не плакала. Я смеялась.
Внутри.
Тихо.
Как будто я только что родила свою новую душу.
Я увидела, как