Элайна выбила по столу ритм пальцами.
— То есть вы можете доверить мне свои стихи? — поинтересовался Асмирилий, когда молчание слишком уж затянулось, а барабанную дробь по столу пальцами слушать надоело.
— К сожалению, не мои. Только мой перевод. И я обещала вам их спеть… Да, сначала на чужом языке. И когда я говорю «чужом», то именно «чужой». Совершенно чужой для нашего мира. — Девочка поправила гитару и быстро пробежалась пальцами по струнам проверяя. — Конечно, гитара не сильно подходящий инструмент для песни, но… Что имеем. Итак…
Девочка прокашлялась. Остальные застыли, напряженно заглядывая чуть ли не в рот маркизы. Даже солдаты придвинулись, готовясь услышать совсем чужую песню. Элайна же прикрыла глаза и начала наигрывать мотив, то ускоряясь, то замедляясь, видимо, подбирала ритм. Пальцы её били по струнам уверенно, чувствовалась долгая практика. Асмирилий же, слушая этот проигрыш, с завистью вынужден был признать, что девчонка играет намного лучше него. Он бы не смог на гитаре настолько виртуозно менять ритм и силу звука, подбирая мотив. Видно было, что девочка подбирала мелодию на ходу, её губы слабо шевелились, очень-очень тихо напевая. Что-то она явно пропевала несколько раз, пока мелодия её не удовлетворяла.
— Эх, — покаялась она, — надо бы было заранее подобрать мелодию, но времени совсем нет.
Асмирилий наградил девочку скептическим взглядом? Чем это пигалица так занята, что времени ей не хватает? Сиди и развлекайся…
Наконец, мелодия удовлетворила девочку.
— Может, и не идеально, но для идеальности нужно времени больше. Тем более, опять же, не под гитару песня. Готовы? Начинаю…
Ударил первый аккорд и тут же зазвучал тихий, но уверенный и чистый голос маркизы, слова на совершенно незнакомом языке лились плавно, плетя вязь мелодии и звуков…
Покроется небо пылинками звёзд,
И выгнутся ветки упруго,
Тебя я услышу за тысячу вёрст…
Голос Элайны то поднимался, то опускался, становясь почти шёпотом. Вот ударил последний аккорд, и в комнате наступила тишина. Некоторое время все сидели молча. Но вот Асмирилий моргнул.
— Ха… Леди, я, конечно, не понял о чём там, но если вы когда-нибудь решите стать бардом… У вас великолепный голос.
— Если меня выгонят из маркиз — обязательно займусь пением, — пообещала Элайна, откладывая гитару.
Асмирилий от такого обещания аж поперхнулся, а потом закашлялся.
— Подавились? — участливо поинтересовалась девочка.
— Ага… — прокашливаясь, прохрипел Асмирилий. — Еда не в то горло попала.
— А-а-а. Тогда приятного аппетита.
Асмирилий, наконец, прокашлялся и как-то обреченно посмотрел на девочку.
— Леди, вам никто не говорил, что вы слишком любите… э… шутить?
— Именно так? Нет, ни разу, — покачала головой Элайна.
— Эм… А по-другому?
— Много раз.
— А вы?
— А что я? — удивилась Элайна. — Горжусь, конечно. Люди признают мой талант.
Асмирилий замолчал. Глянул на баронессу, которая что-то ему пыталась сообщить жестами.
— Леди, давайте вернемся к нашим делам.
— Скучный вы, — вздохнула девочка. — А поострить в ответ? Ответить шуткой на шутку? Съязвить, в конце концов? Никакого у вас духа авантюризма. Вот мой перевод. — Элайна придвинула поэту тетрадь по столу.
Тот некоторое время изучал серьезное лицо девочки. Снова посмотрел на баронессу. Та вздохнула и пожала плечами.
— Леди… любит посостязаться в… разном… Как у вас, поэтов, поэтические битвы.
— О-о! — сообразил Асмирилий и уже посмотрел на девочку с откровенным любопытством. — Однако неожиданно.
А Элайна завертела головой.
— Что за поэтические битвы? В них можно поучаствовать?
Асмирилий застыл.
— Гм… Это чисто мужская забава, леди, — осторожно начал. — Собираются поэты и начинают оскорблять друг друга в стихах. Остальные судят… Мужчины в словах могут быть… гм… несдержанными. Стихи там, прямо скажем, не для нежных женских ушек.
— Жаль. Хотя мне с моими стихами только в таких битвах и участвовать. — Опечаленной Элайна не выглядела совершенно. — Давайте вернемся к делу.
Асмирилий углубился в чтение. Иногда хмурился, иногда его брови слегка приподнимались. Хмыкал. Не отрывая взгляда от листа, пошарил по столу, нащупал лист бумаги, притянул его к себе, достал карандаш и стал что-то черкать на нем. Иногда подчеркивал что-то в тетради Элайны. Ульена хотела было остановить Асмирилия, но её удержала Элайна и покачала головой.
— Я же отдала тетрадь как раз для перевода. Пусть делает что хочет. — Девочка поднялась. Поманила баронессу за собой и отвела её в угол. — Мне нужно ехать, дела. Жаль, конечно, но дальше уже придется вам без меня. Тетрадь с наметками плана я тебе отдала… По дороге тоже объяснила, чего я хочу увидеть в результате. И да, Ульена, не стоит стесняться своей любви к простым стихам, а не к этим напыщенным якобы высокому стихосложению, которое без бутылки понять невозможно. Собственно, именно потому я тебя и выбрала. Только ты и сможешь сказать, какие песни понравятся простым людям. Я рассчитываю на тебя.
— Но, — Ульена растерялась. — Вы разве читали мои стихи?
— Читала, — улыбнулась девочка. — Точнее, слушала на улице. Про розовый сад — это же твои стихи? Мне понравились. И песня тоже хорошая.
Ульена застыла.
— Ваша светлость, — прошептала она, — но откуда вы знаете, что это мои стихи? Я же никому не говорила.
Элайна улыбнулась и поднесла палец ко рту.
— А это секрет. И не бойся, я никому не скажу. Всё, дальше сами разбирайтесь. Теперь я буду только контролировать. А ты мой представитель. Твои слова и решения — мои слова и решения.
Девочка кивнула и вышла. Баронесса же осталась стоять, раскрыв рот. Маркиза совершенно неожиданно открылась с совершенно другой стороны. И делать врага из такой маркизы ей совершенно не хотелось.
Арлерий Торвин маркизу не понимал. Будучи наёмником уже более двадцати лет, он видел разных нанимателей. Были и такие, которые игрались в типа равенство, показывая, что ко всем подданным они относятся одинаково, просто он стоит чуть выше. Именно игрались. Зря они полагали людей дураками, которые эту игру не видят. Лучше уж относились бы как все лорды, честнее, чем вот так. Говорят красиво, а в глазах презрение к мужичью немытому. Причем сам Торвин в глазах таких стоял лишь чуть выше этого самого мужичья.
Первое время, встречаясь с маркизой и наблюдая за её окружением, которое по большему счету состояло из совершенно простых ребят, не крестьян, но тем не менее, он полагал, что она одна из таких показушников. Но мнение быстро изменил, понаблюдав за её