Занимая противоположную юридическую позицию, произраильские эксперты утверждают, что резолюция № 181 была справедливой и легитимной, и в свою очередь критикуют арабские государства за то, что те не подчинились воле Организации Объединенных Наций, решив напасть на Израиль в мае 1948 г. [226] Отсутствие каких-либо санкций ООН против арабских государств за их вторжение в Палестину стало для Израиля и его сторонников первым пунктом в длинном перечне примеров якобы антиизраильской предвзятости всемирной организации, приглушив для них радость по поводу исторического решения 29 ноября 1947 г., признавшего право евреев на суверенное государство на части территории Палестины [227].
Из этих крайне важных юридических прений вырастают и другие, скорее политические/исторические споры. Израильтяне и их сторонники критикуют палестинцев и арабские государства, подавая их отказ от плана ООН по разделу в качестве доказательства агрессивности и воинственных намерений. Из этого, по мнению израильтян, следует, что арабы и палестинцы, не согласившиеся на создание арабского государства на части территории подмандатной Палестины и попытавшиеся воспрепятствовать созданию еврейского государства в соответствии с резолюцией № 181, должны винить в арабо-израильской войне 1948 г. только самих себя и нести полную ответственность за все ее негативные последствия: потерю территорий, занятых Израилем, и утрату возможности создать палестинское государство, а в первую очередь — за участь палестинских беженцев. Этот вопрос будет рассмотрен позже в этой главе и еще раз в главе 12, в разделе «Упущенные возможности».
Война: Ацмаут и Накба
Начало войны, которую израильтяне называют Войной за независимость (милхэмэт ха-ацмаут), а палестинцы — Катастрофой (аль-Накба), можно отнести либо к 30 ноября 1947 г. (на следующий день после принятия ГА ООН резолюции № 181), либо к 15 мая 1948 г., когда в день ухода британцев Временное правительство Израиля объявило о независимости страны, спровоцировав тем самым вторжение египетской, сирийской и иорданской армий. Боевые действия, то затухая, то возобновляясь, продлились до начала 1949 г. Война унесла жизни почти 6000 израильтян — что составляло значительную долю еврейского населения, 13 000–16 000 палестинцев и 2000–2500 других арабов; еще многие тысячи были ранены [228].
Израильтяне и их сторонники часто говорили о пересечении этими армиями границ бывшей подмандатной Палестины не только как о нарушении резолюции № 181, но и как о начале войны на истребление, задействуя леденящую кровь риторику вроде «сбрасывания евреев в море». С точки зрения палестинцев и арабских государств это военное вмешательство было попыткой спасти арабскую часть Палестины от захвата превосходящими силами сионистов [229]. Палестинцы участвовали в войне в составе местных ополчений без какой-либо военной или политической координации. Добавляли неразберихи войска, введенные в страну под эгидой Лиги арабских государств (Арабская освободительная армия под командованием Фавзи аль-Кавукджи [230]), и отряды, сформированные Мусульманским братством в Египте. Армии Ливана и Ирака тоже принимали участие в боевых действиях на отдельных фронтах, тогда как Йемен и Саудовская Аравия выставили лишь символические контингенты.
Более глубинные представления и самоощущение палестинцев, арабов и израильтян в связи с этой войной были совершенно различными и к тому же зачастую чрезмерно упрощались. В основном израильском нарративе о милхэмэт ха-ацмаут окруженная со всех сторон горстка плохо вооруженных бойцов одержала победу над хорошо оснащенными полчищами, подобно тому, как библейский Давид храбро сразился с могучим Голиафом и убил его. Согласно этому нарративу свежеиспеченные израильтяне едва избежали уничтожения исключительно благодаря собственным героическим усилиям [231]. По другую сторону баррикад высокопарная риторика пестовала другой нарратив — о том, как арабский мир уверенно рассчитывал отразить это новое нашествие «крестоносцев» [232]. При этом в рассказах палестинцев и арабов о реальных боевых действиях сквозит ощущение, что они столкнулись с лучше организованным и высокомотивированным сионистским ополчением, которое годами втайне тренировалось и вооружалось, готовясь к этому дню [233], в то время как сами они были дезорганизованы и обладали слабым командующим составом. По мнению одного критически настроенного палестино-американского историка, провальные для палестинцев итоги войны 1947–1949 гг. стали «трагическим эпилогом к сокрушительному разгрому 1936–1939 гг.», а поведение арабских государств в этой войне следовало схеме, устоявшейся в конце 1930-х гг., когда они впервые взяли на себя политическую инициативу и ответственность за дело Палестины — и «каждое крупное арабское государство… следовало собственному курсу и преследовало собственные интересы, как правило, с печальными последствиями для палестинцев» [234].
В современных исследованиях историки пытаются пробиться сквозь разноголосицу пропагандистских схем и представлений всех участников о себе как о слабой стороне, чтобы точнее и реалистичнее оценить соотношение сил на разных этапах арабо-израильской войны 1947–1949 гг. Большинство историков сегодня склонны не разделять позиции израильтян, что они в этой войне были «горсткой против полчищ». Конечно, в 1947 г. весь арабский мир намного превосходил по численности населения и размеру территории крошечный еврейский ишув, насчитывавший от 600 000 до 650 000 человек, однако реальное соотношение сил на поле боя сложилось в пользу сионистов. Например, на первом этапе войны (который иногда называют «гражданской войной»), до вторжения регулярных арабских армий, «Хагана» и другие сионистские ополчения одержали ряд важнейших стратегических побед над местными палестинскими бойцами и силами Арабской освободительной армии за счет лучшей мотивации, координации усилий центральным командованием и превосходства в численности: почти 50 000 евреев (включая резервистов) против менее чем 10 000 арабских бойцов [235]. Однако надо признать, что в первые недели боевых действий сионистские войска были оснащены не так хорошо, как те силы, которые выставили арабские государства.
Еще один неоднозначный момент, касающийся хода войны, развивает основное противоречие относительно роли Великобритании, рассмотренное в главе 4. По мнению сионистов/израильтян, после 1947 г. Великобритания продолжала снабжать своих арабских клиентов Иорданию и Ирак, параллельно обеспечивая им дипломатическое прикрытие и тем самым поощряя их воинственные амбиции, что в конечном итоге подтолкнуло их к нападению на зарождающееся еврейское государство. Однако сами палестинцы не выказывают британцам соответствующей благодарности за то, что те были им полезными союзниками. Разве не британские штыки, на которые 30 лет опирался еврейский национальный дом, спрашивают палестинцы, помогли ему укрепиться так, чтобы силой оружия захватить всю страну? Кроме того, палестинцы обвиняли британского губернатора Хайфы в сговоре с лидерами ишува и командованием «Хаганы», которой он в апреле 1948 г. якобы помог захватить этот город со смешанным населением [236]. Но еще более серьезные претензии припасены у них для британцев за сговор с эмиром Трансиордании Абдаллой (и косвенно с сионистами),