Вентури начал писать на доске изречение Муссолини о государстве: «È lo stato che educa; cittadini alla virtù civile, li rende consapevoli della loro missione, li sollecita all’unità…» [17] Тут встал Тихоход — он сдвинул вместе с собой тяжелую, австровенгерских времен парту — и сказал:
— Господин учитель, взгляните, что пишут в этой газете. Когда я шел в школу, мне ее дал карабинер…
Он брезгливо держал двумя пальцами правой руки листочки, отпечатанные на стеклографе, будто боялся взять их как следует.
Дарио Вентури не спеша сошел с кафедры. Ему с самого начала показалось, что тут кроется какой-то подвох. Он посмотрел прямо в глаза Тихоходу, но глаза эти были ничуть не менее заспанными, чем обычно. Тогда он взял листки и вполголоса прочел:
«Молодая Словения…»
— Вот, вот, то, что подчеркнуто, — сонно сказал Тихоход.
Дарио Вентури перевернул газету и стал читать строки, отчеркнутые красным карандашом:
«В связи с этим мы должны сообщить, что во 2-й гос. женской гимназии итальянская учительница сорвала со стены портрет Прешерна и швырнула его на пол, назвав при этом учениц изменницами. Она попрекала словенцев тем, что они едят итальянский хлеб… Из разных мест поступают сообщения о том, что итальянские учителя ведут себя безобразно по отношению к ученикам-словенцам. На уроках они диктуют по-итальянски, думая, что ученики их не поймут, отрывки, где оскорбляют достоинство нашей родины и словенский народ».
Дарио Вентури не очень хорошо понимал по-словенски, однако он понял, что это касается и его. Он сложил газету и сунул ее в карман. Он боялся вспылить и поставить себя в смешное положение. На Тихохода он посмотрел так, словно готов был его убить.
— Это сапрещаеца. Не знать?
Тихоход обвел взглядом класс, словно ища поддержки. Пожал плечами и ответил:
— Не понимаю.
— Bene [18], — сказал Дарио Вентури, — садите. — Он хотел опять что-то написать, но в эту минуту зазвенел звонок. Я следил за ним. Он положил мел на стол, закрыл классный журнал, убрал в портфель ручку и две книги, сверкнул черными глазами и твердым шагом направился к двери.
Я рванулся к вешалке, где висел забытый им плащ. Быстро обшарил карманы и вытащил блестящий пистолет.
— Ура! — заревел Тихоход.
Класс поднялся и молча следил за мной.
— Не надо, — крикнул кто-то, — не надо, нам всем достанется!
Но я тем временем уже схватил свой портфель и дождевик и радостно помахал рукой на прощанье.
— Нет, — резко сказал Тигр, — ты поступил неправильно. Ты сделал сразу две глупости. Ты себя скомпрометировал. Теперь тебя будут искать. Ты сделал это без приказа, без ведома организации. А в школе ты нужнее, чем где-либо в другом месте. Если тебя поймают, ты навлечешь опасность на всю организацию и в школе, и в нашем районе. Именно сейчас, когда дело идет к зиме.
Меня это задело.
— Почему я не передал пистолет военному коменданту? Вентури забыл его в плаще. Через пять минут он уже вспомнил о нем и вернулся. Что ж мне, собирать в это время школьный комитет?
Тигр был в бешенстве. Он кусал губы и время от времени поглядывал на Сверчка, который смотрел в сторону и нервно шевелил пальцами. Мы стояли в грязном дворе, куда вошли пять минут назад. В углу двора служанка выколачивала огромный персидский ковер.
— Ты, надеюсь, не думаешь, что я предам, если меня…
— Я ничего не думаю. Я только констатирую то, что может случиться. И вообще, ничего не известно.
Сверчок наблюдал за служанкой. Она была совсем молодая, лет шестнадцати на вид. Она ударяла по ковру в каком-то ритме, будто напевала при этом песенку. Когда она повернулась к нам, я увидел круглое лицо, обрамленное черными волосами, и темные, как у серны, глаза. Сверчок смотрел на нее и, казалось, думал о чем-то своем. Потом он сказал более снисходительно, чем до сих пор:
— Хорошо, ты разобрал пистолет. А теперь что ты собираешься делать?
Я пожал плечами. Об этом я не подумал. Да, об этом я не думал совсем.
— Когда искали меня, — сказал Сверчок с мягкой усмешкой, — почему-то забыли поискать дома. Они бы схватили меня в школе, если бы не Тихоход. Он как раз случайно посмотрел в окно.
— Обдумай свой поступок, — сказал Тигр, — без дисциплины не может быть революции.
— Я сделал решительный шаг, — упрямо твердил я. — Теперь я избавлюсь от колебаний и самообмана. Я сделал единственное, что мог и должен был сделать. Я должен был уйти из дома. Должен. Все равно куда.
— Куда же ты собираешься скрыться?
Это спросил Сверчок, не сводивший своих больших глаз с девушки в углу двора. Я пожал плечами.
— До вечера что-нибудь найду.
— В следующий раз поговорим подробнее, — сказал Тигр и поднял воротник своего плаща. Он не спеша пошел со двора. В воротах, выходивших на заброшенную улочку, он осторожно осмотрелся и исчез.
Сверчок явно не торопился.
— Посмотри, какая хорошенькая.
Я все еще думал, как чертовски мало известно Тигру о том, почему я поступил именно так.
— Интересно, как такая девушка попала в этот грязный двор?
Я посмотрел на него с изумлением. Девушка вдруг обернулась и махнула нам рукой — бегите! На лестнице в противоположном конце двора появился человек в военной форме. В мгновение ока мы оказались на улице. Побежали в разные стороны.
Я обещал прийти к ней, и она меня ждала. Она надела свежий передник и поставила на плиту кофе. Взглянула в зеркальце, висевшее на стене, подумала, что я долго ее избегал и все-таки возвращаюсь. Или не возвращаюсь? Может быть, мне просто что-нибудь нужно? Она прислушивалась к скрипу ступенек, но ничего не слышала. Посмотрела на часы. Похоже, где-то задержался, подумала она. Поймала себя на том, что сыплет в кофе соль. Сердито выплеснула его в раковину, налила свежей воды. Насыпала в мельницу кофе и начала молоть. Ручка не слушалась ее. Наверно, обманул, подумала она. Нет. Скорее всего, передумал. Пошла и открыла дверь кухни, чтобы