Не присаживаясь, Кузнецов сказал: получена директива Государственного Комитета Обороны о порядке эвакуации людей, которые не необходимы для обороны города, но могут продолжать свою полезную деятельность в других пунктах, решая задачи в интересах остальных фронтов и всего государства в целом.
Стоявшим у стола был виден большой лист бумаги, сплошь заклеенный полосками телеграфной ленты с размашистой резолюцией маршала К. Е. Ворошилова.
Из последующих отрывистых вопросов и разъяснений стало понятно, что организация этой своеобразной операции уже в значительной мере продумана, а подготовка к ней начата, причем:
— в Ленинграде руководство эвакуацией возложено на А. А. Кузнецова (за исключением основных кадров Академии наук СССР, которыми будет заниматься лично товарищ Жданов);
— Комитетом Обороны специально выделены самолеты типа «Дуглас» (или ЛИ‑2) из состава ГВФ, которые попутно будут забрасывать в блокированный город необходимые грузы;
— назначение мест посадки, очередность вылетов, эскорт транспортных самолетов, выбор «воздушных коридоров» и все, что касается обеспечения операции, поручено командующему ВВС Ленфронта;
— и каждому из нас надо составить списки лиц, подлежащих первоочередной эвакуации, своевременно известить отъезжающих о сроках и пунктах вылета, подумав о транспорте и всем остальном...
Директива ГКО никого не удивила, потому что было известно, что почтенные старики, корифеи науки, вроде академика А. Н. Крылова, и многие его коллеги с увлечением работают киркой и лопатой, эскарпируя танкоопасные направления на подходах к внешнему обводу Ленинграда. Это было трогательно и очень патриотично, но вряд ли целесообразно.
Мне, как представителю командования ВМФ, была выделена квота на пятьдесят мест, что условно соответствовало двум битком набитым «дугласам». Фактически же речь шла о размещении по три или по четыре пассажира на очередном самолете.
Пока мы находились в кабинете Кузнецова, все казалось ясным. Но очень скоро возникли сложности.
А как быть с семьями? — спросил я себя. Вряд ли ка какой-либо ученый захочет при создавшейся для города угрозе эвакуироваться один. А если бы угрозы городу не было, «маститых» так срочно не вывозили бы на самолетах. Но в этом случае сорока или пятидесяти мест хватит не более чем на десять — пятнадцать семейств. Наконец, как быть с научными материалами? С главнейшими сотрудниками ученых?.. Конечно, фамильную мебель или уникальную коллекцию чайников [12] вывозить в таких условиях не обязательно, но ученый без своих ассистентов, лабораторий, специально отобранных книг и материалов может быть уподобен голому человеку, сидящему на мели. А самое необходимое для одного может уместиться в тонкой папке, а для другого не хватит и товарного вагона.
Насколько я понял Алексея Александровича, речь могла идти только о портфеле и чемоданчике с бельем.
Как же быть?
С этими и многими другими сомнениями я вернулся в помещение так называемой «морской группы»... Что-то докладывал капитан второго ранга Рутковский, что-то спрашивал Максименко... А в моей голове, как в калейдоскопе, мелькали известные имена, я видел знакомых людей в окружении плачущих родственников, на фоне разнокалиберных ящиков и чемоданов.
Несмотря на обилие трудных проблем, тоскливое смятение наступило позже, когда промелькнула более важная мысль: кого именно выделить и каков критерий отбора?
— Стоп всё! Объявляю аврал! Предлагаю каждому из присутствующих быстро набросать список особо ценных специалистов, находящихся сейчас в Ленинграде и которых необходимо эвакуировать... Срок — десять минут.
Все офицеры морской группы засели за работу, наспех отвечая на телефонные звонки и прекратив временно допуск посторонних.
Через полчаса из шести проектов-списков был составлен один, но уже без «дублеров» и с указанном всех титулов и званий. Самым неожиданным для всех оказалось то, что количество фамилий перевалило за восьмое десяток.
Неисправимый острослов капитан третьего ранга Кириллов (в дружеском кругу — «Кирилкин») по этому поводу изрек:
— В ноевом ковчеге было двадцать восемь мест. Как раз на один «Дуглас»... А у нас за десять минут набежало более восьмидесяти «чистых», причем без соответствующих «пар»...
Чем же руководствоваться при отборе сорока человек из восьми десятков уже признанных лучшими? Кто мог безапелляционно поставить пробу «золотого фонда» на чело любого из них? Кому дано такое право?.. Особенно в момент, когда отбираются кандидаты отнюдь не на получение ученой степени.
Пока наступление врага на ближайших подступах к Ленинграду не было остановлено, приходилось считаться с возможностью любого исхода. Целый месяц шли напряженные бои. Фашисты пробились почти до окраинных кварталов, и никто из нас не знал, в какой степени исчерпал враг свой наступательный порыв.
На мое счастье, сигнал воздушной тревоги сдул всех совещавшихся в бомбоубежище.
Оставшись один, я, признаться, почувствовал некоторое облегчение — не было телефонных звонков, приумолкли разноголосые позывные рации: «Я линкор!..» «Нужно крамбол!..», «Дайте полундру...» и пр. и пр. Так сугубо «конспиративно» велись на самых высоких нотах переговоры с Кронштадтом или с флотилией на Ладоге.
Глухие разрывы далеко падающих бомб, назойливый треск крупнокалиберного зенитного пулемета на крыше ближнего к Смольному дома, рев моторов меньше мешали думать.
Три или четыре фамилии удалось вычеркнуть из списка без особого конфликта с совестью. Что же касается остальных — хоть тяни жребий!
Неожиданный разрыв крупной бомбы в саду, разрыв, которому предшествовал нестерпимый свист, сильный грохот и колебание всего здания вывели меня из транса. Потом послышался звон разбитых оконных стекол.
Так случается с оцепеневшими часами. Встряхнешь — и вдруг заработают все колесики.
«Единственный критерий отбора: степень нужности данного человека для продолжения войны до полной победы... Причем должна учитываться необходимость ею деятельности не только на Ленинградском фронте, а на всех фронтах и морях...»
Офицеры, вернувшиеся из убежища, согласились с предложенным мною списком.
— Итак, список утверждается... Примите как директиву. Слева поставлены цифры. Это условные порядковые номера и даты. Исполнение персонально возлагается на капитана второго ранга Максименко. Дело сложное и щекотливое, поэтому все товарищи обязаны помогать Максу. Сам же он в случае сомнений, не стесняясь временем и местом, должен обращаться ко мне, а во время моего отсутствия к вице-адмиралу Ставицкому. И еще: как список, так и очередность отправки необходимо конспирировать. Иначе вы сами будете задавлены количеством вопросов, упреков, обид и претензий. Теперь, кажется, все!.. Что неясно?
Наступила гробовая тишина, список снова пошел по рукам...
К моменту, когда список обошел почти всех, в помещение шумно ворвался Всеволод Вишневский.
Назначенный старшим в группе журналистов и корреспондентов местных и центральных газет, Вишневским всего себя отдавал обороняющемуся Ленинграду, не щадил ни сил своих, ни здоровья. Зажигающие статьи и