– Так малыши будут мешать! – не чувствуя подвоха, пожаловался Петька.
– Ах, да, я и забыла. Хорошо, мы обо всем этом подумаем. – А сейчас, ночные разведчики, спать, спать. До подъема еще далеко…
Пионеры разошлись по палаткам.
Утром, задолго до побудки, над лагерем загудели самолеты. Клава, почти не спавшая всю ночь, выскочила из палатки и задрала голову к небу. На восточной стороне его, где уже вовсю разгоралась заря, никаких самолетов не было видно. Клава с тревогой взглянула на запад. Гул моторов приближался, нарастал, становился угрожающим, зловещим.
Неожиданно из просвета между облаками вырвался самолет, от него отделилась черная капля и стремительно полетела вниз. Затем грохнул взрыв. Тугая волна воздуха прошла через лагерь. Зазвенели стекла, всполошенно закричали пионеры. Клава бросилась к ребячьей спальне. Навстречу ей бежал тучный лагерный врач.
– Изверги! Варвары! – кричал он, грозя кулаками вражескому самолету. – Бомбить пионерский лагерь!…
– Куда попала бомба? – тревожно спросила Клава.
– В продовольственный склад… Засыпало все продукты.
Клава ворвалась в спальню. Малыши, не понимая, в чем дело, плакали, громко звали матерей. Те, кто постарше, выпрыгивали в окна, выбрасывали подушки, чемоданы. Между коек бестолково суетились вожатые, отрядов.
– Лагерь! Слушай мою команду! – перекрывая шум, властно крикнула Клава. – Все по своим кроватям!
Когда паника немного улеглась, вожатые стали выводить ребят звеньями и рассредоточивать в лесу.
На большом расстоянии одна от другой раскинули брезентовые палатки, замаскировали их зелеными ветками. Старшие ребята организовали посты – лежали в кустах на пригорке и в бинокли наблюдали за небом. Когда показывались вражеские самолеты, горнист играл тревогу, и все прятались в укрытия.
Многие пионеры хотели во чтобы то ни стало попасть домой. Петька Свищев также упрашивал Клаву отпустить его в город: там, наверное, тоже бомбят, а он непременно должен записаться в какую-нибудь спасательную команду.
Глаза у Петьки были тоскливые, он постоянно поглядывал на небо, прислушивался, и Клава понимала, что еще день-другой, и уже никакая сила не удержит мальчишку в лагере.
– Скоро все уедем, – убеждала его Клава и про себя думала, как внезапно изменилось все на свете. Вот она нянчилась с ребятишками, водила их в походы, затевала военные игры, а теперь…
В этот же день Клава направилась в город: надо было решать судьбу пионерлагеря. На полпути ее встретил нарочный из райкома комсомола. Он сообщил, что в Острове началась эвакуация жителей и пионерлагерь закрывается.
Клава перевезла детей в город.
Остров показался ей хмурым, непривычным. Шли куда-то строем красноармейцы, двигались зеленые грузовики, мчались мотоциклисты. Кое-где зияли рваные воронки от фугасок. При въезде па мост стоял часовой-красноармеец. Он долго и сосредоточенно проверял Клавины документы.
Грузовики с пионерами остановились около райкома комсомола. Здесь ребят поджидали родители. Прямо от райкома они увозили ребят кто домой, кто на станцию.
Клава смотрела вслед пионерам, и сердце ее сжималось: куда забросит их судьба, встретится ли она еще когда-нибудь со своими питомцами?
Подошла группа девочек.
– Клава Ивановна, мы хотим вам сказать… – заговорила полненькая веснушчатая пионерка, первая лагерная привереда и капризница. – Хотим сказать… Мы… ну, не все, конечно, а отдельные девочки… мы плохо себя вели. Вы не сердитесь… – и, уткнувшись подруге в плечо, вдруг всхлипнула.
– Ну, ну, зачем же так?… – Клава обняла ее. – Давайте лучше попрощаемся… Живите, девочки, смело, честно. Где бы ни были, не забывайте, что носите красный галстук…
В стороне, наблюдая за этой сценой, с рюкзаком на спине стоял Петька Свищев. На лице его было написано неприкрытое презрение. Еще бы – вожатая почти согласилась с его планом создать истребительный отряд, а, вместо этого, привезла всех в город, обманула.
Клава подошла к мальчугану.
– Сердишься на меня?
– Чего мне сердиться! – буркнул Петька. – Понимаю, война… Вишь, как все бегут?…
– Почему бегут? Просто эвакуируются временно. А ты разве никуда не поедешь?
– Зачем? – потупился Петька и, помолчав, с недетской озабоченностью спросил: – Это правда, что фашисты придут? Сюда придут, в Остров? А?
Клава вздрогнула. Она бы и сама отдала нивесть сколько, только бы знать, что будет с Островом. Враг уже захватил почти всю Прибалтику, рвется к границам Псковской области. Но Клава верила, что вот-вот его остановят и погонят обратно.
– Что ты, Петя! Кто же допустит фашистов до Острова… Это… это… Ты же знаешь, какие наши бойцы сильные да храбрые…
– Знаю, – обрадовался Петька. – Вот я никуда и не поеду. Да и нельзя мне. У меня мамка больная, с постели не встает… – Он вновь помолчал и вдруг вскинул на Клаву свои зеленоватые, по-мальчишески лукавые глаза. – Клава Ивановна, помогите мне… Скажите где надо… в райкоме… в военкомате, чтобы меня в истребительный батальон записали. Я не побоюсь… я стрелять умею.
– Я еще сама ничего не знаю, – растерялась Клава.
– Вы только скажите, поручитесь за меня! – беспредельно веря в авторитет вожатой, воскликнул мальчуган.
– Ну, хорошо, хорошо. Постараюсь, – согласилась Клава. – Заходи ко мне домой,
НА ФРОНТ
Дома Клаву встретила заплаканная, опухшая от слез мать.
– Наконец-то! Заявилась! Тебя там с твоими пионерами немцы еще не захватили?
– Какие немцы, мама?
– Ну, те самые, что отца в первую германскую войну изрешетили… Лезут и лезут они на чужое. Ты там в лагере не знаешь ничего, а через Остров столько беженцев идет. Из Литвы бегут, из Латвии. Лютует, говорят, немец, все палит, грабит. Скоро и до нас доберется…
Клава настороженно оглядела комнату. Гардероб был распахнут, сестрина постель не убрана, на стуле стоял раскрытый чемодан.
– А где Лелька?
– Ох, Лелька! – тяжко вздохнув, Евдокия Федоровна опустилась на лавку и поднесла к глазам платок. – На фронт она уезжает.
– Леля! На фронт?! – Клава даже отступила назад. – Ее в военкомат вызывали?
Мать безнадежно махнула рукой.
– Разве ты ее не знаешь? Помнишь, как в финскую было. Подруги дома сидят, а Лелька в военкомат помчалась. Тогда она еще недоросток была. А теперь она совершеннолетняя, медицинские курсы закончила, вот и собралась на фронт санитаркой.
Клаша опустилась на лавку рядом с матерью. Лелька уезжает на фронт, Лелька, которую она до сих пор по привычке считала маленькой, вечно опекала,терпеливо сносила все ее капризы.
Ведь это ей, Клаве, как старшей сестре, надо бы с первых же часов войны пойти в