Клава посмотрела в окно. До военкомата рукой подать. Стоит только повернуть за угол и пересечь Первомайскую улицу.
Но кто же останется с. больной матерью, если она и Лелька уйдут в армию? Ах, эта Лелька! Вечно она забегает вперед, не посоветуется ни с кем.
– Клашенька, ты бы отговорила ее, – попросила Евдокия Федоровна. – Какая она вояка… Совсем еще зеленая, глупенькая…
– Никуда Лелька не пойдет, – поднимаясь, решительно заявила Клава. – Пойду к военкому и добьюсь, чтобы ее никуда не отправляли. Я должна идти, а не она!
Но не успела Клава подойти к дверям, как на пороге появилась Леля. И без того худощавая, она за последнее время похудела еще больше, вытянулась и, казалось, повзрослела.
– А-а, сестренка! Я уж думала, ты всю войну в своем лагере просидишь… Хотела к тебе ехать. Надо же проститься. Клава нахмурилась. Уж не намек ли это на то, что она до сих пор не сходила в военкомат?
– Давно надо было ко мне заехать да посоветоваться, – строго сказала Клава и взяла сестру за руку. – Вот что, Леля! Пошли в военкомат.
– Зачем? У меня все в полном порядке. Сегодня в восемь ноль-ноль отправка…
Мать ахнула и вопросительно посмотрела на старшую дочь.
– Тем более надо сходить, – сказала Клава. – Ты знаешь, что есть такой закон. Если в семье престарелые или больные родители, то в армию призывают одного человека и при этом старшего по возрасту. А кто из нас старше?
– Ты, сестрица, не переживай, – возразила Леля. – Тебя все равно не возьмут!
– Это почему же? Что я, инвалид?
– Да нет, дивчина – кровь с молоком. И ямочки на щеках, и родинка на подбородке, – усмехнулась Леля. – А в армии ты пока не нужна: специальности не имеешь. Вот, если бы ты санитаркой была или радисткой, тогда другое дело… А пионервожатые на фронте пока не требуются…
Клава прикусила губу. Выходит, что младшая сестрица обогнала се по всем статьям. Но ведь это не совсем так. Она, Клава, тоже кое-что умеет. Училась прыгать с парашютом, умеет стрелять, ездить на лошадях, знает азбуку Морзе, умеет оказать первую помощь пострадавшему… Но в военкомате, наверное, потребуют дипломы, документы, справки, которых у нее нет. Что же делать?
– На какие-нибудь срочные курсы пошлют, – стояла на своем Клава. – Обучусь…
– А ты знаешь, сколько девчат заявления в военкомат натащили, и все на курсы хотят… – охладила ее Леля.
Все же Клава не послушалась сестры и отправилась в военкомат.
С трудом ей удалось записаться на курсы медсестер.
Присмиревшая, вернулась она домой и принялась помогать Леле собираться к отъезду.
– Так-то лучше, – улыбнулась та. – Счеты затеяла – старшая, младшая… – и, осмотрев в гардеробе свои платья, юбки и блузки, кивнула на них Клаве. – Забирай мое добро. Больше не требуется…
– А мне, думаешь, только и дела осталось, что на танцульки бегать, – с досадой отозвалась Клава. – Ты мне лучше учебники оставь…
– На курсы записалась? Клава кивнула головой.
– Значит, тоже скоро на фронт? – покосившись на мать, шепотом спросила Леля. – Как же с мамой?
Клава в ответ только вздохнула…
…Вечером она провожала сестру. Евдокия Федоровна на станцию не пошла: не надеялась на свои ноги. С трудом спустилась она со второго этажа, посидела с дочками на крыльце, потом обняла Лелю и беззвучно заплакала.
Леля, обычно грубоватая и неласковая с матерью, сейчас растрогалась и принялась уверять, что мать одна не останется, а будет жить вместе с Клашей.
– Ведь так… да скажи ты маме… – толкнула она сестру, которая с безучастным видом смотрела на догорающую на горизонте зарю.
– Ладно, дочка, – пересилила себя Евдокия Федоровна. – Я ведь все разумею. Раз ты уходишь, старшая тоже дома не усидит. Считайте, что я вас обеих и провожаю. Идите, дочки.
На станции творилось что-то несусветное. Пути были забиты железнодорожными составами. Из вагонов выносили раненых и укладывали в грузовик. Теплушки были переполнены беженцами. Женщины у водокачки стирали белье, между путями горели костры, на них готовили еду, всюду сновали ребятишки. Поезда трогались без всякого предупреждения, и застигнутые врасплох беженцы наспех тушили костры, бросали на тамбуры недогоревшие чадящие поленья – берегли топливо. С воплями и криками гнались за поездом отставшие женщины и ребятишки.
Сестры с трудом отыскали состав, идущий на Псков, нашли нужный вагон. В нем уже было полно девушек-санитарок.
– Ну, Лелька, смотри… чтоб нам не краснеть за тебя, – сказала на прощанье Клава.
– Еще что! – грубовато ответила Леля и, устыдившись, крепко обняла сестру, поцеловала в губы и скрылась в вагоне.
Вскоре поезд тронулся и, лязгая колесами на стыках, отошел от станции.
Над городом завыла сирена. По радио объявили воздушную тревогу…
БАТАЛЬОН В ШКОЛЕ
Утром чуть свет Клаву вызвали в райком партии.
– Не удивляйся, что так рано подняли, – протягивая руку, объяснил ей секретарь райкома Остроухов, плотный, крупнолицый мужчина с седеющим ежиком волос на голове. – У нас теперь рабочий день без начала и без конца. Присядь, подожди!
Дмитрия Алексеевича Остроухова Клава знала неплохо. Не один раз, придумав с пионерами какое-нибудь интересное дело: то по-настоящему пылающий костер на берегу Горохового озера, то встречу пионеров со старыми коммунистами и знатными людьми города, то далекий поход по местам первых боев Красной Армии – и натолкнувшись на прохладное, сдержанное отношение работников райкома комсомола, Клава прорывалась в кабинет к секретарю райкома партии и принималась горячо отстаивать свою затею.
– Несподручно мне заниматься такими делами… Возраст не тот! – отшучивался Дмитрий Алексеевич, но Клава настойчиво заставляла выслушать себя.
Работники райкома комсомола обычно получали от Остроухова изрядную головомойку, после чего довольно косо посматривали на вожатую Назарову.
Одно время в Острове много говорили о бережливости, о режиме экономии, всюду по этому поводу читались лекции, проводились беседы, газеты печатали одну статью за другой.
Тогда дружина Клавы Назаровой собирала утильсырье и металлолом. Разыскивая на складах и пустырях всякую ненужную заваль и хлам, пионеры порой находили довольно ценные вещи, о которых хозяйственники давно забыли. Клава распорядилась подбирать все, что забыто и заброшено. Пионеры, войдя в азарт, перетащили на школьный двор кучу полезных вещей. Потом Клава составила подробную опись, где и у какого хозяйственника обнаружена та или иная вещь,