Остроухое побывал на школьном дворе, а потом на совещании хозяйственников зачитал Клавину опись, чем привел хозяйственников в немалое смущение.
С тех пор – надо ли было проверить чистоту в городе или сохранность древесных насаждений – секретарь райкома не раз обращался к Клавиным пионерам с просьбой, чтобы они «подобрали ему материал для доклада».
Сейчас в кабинет секретаря то и дело входили люди, склонившись над столом, вполголоса докладывали, как идет подготовка к эвакуации населения и предприятий города.
Клава пыталась догадаться, зачем ее позвали в райком. Неужели опять поручат какую-нибудь работу с детьми? Может быть, пошлют сопровождать эшелон с детдомовцами и школьниками. Ну, нет… Ей надо догонять Лельку…
– Прошу, – пригласил Остроухое, когда волна посетителей немного спала. – На фронт, наверное, собралась?
Клава кивнула.
– Откуда вы знаете?
– Время такое – догадаться нетрудно, – усмехнулся секретарь, – сестру проводила, сама на курсы записалась… Так вот, Клаша. Фронт для тебя уже есть… Здесь же, в городе, рядом.
– Как в городе? – не поняла Клава.
– Хотим послать тебя в истребительный батальон к комсомольцам. Будешь помогать Важину…
– Василию Николаевичу? – вскрикнула Клава.
– Да, да. Он назначен командиром истребительного батальона.
– Дмитрий Алексеевич, а кого истреблять будем? Неужели город еда… – Клава не договорила, помешал телефонный звонок. Выслушав кого-то и сказав, что он немедленно выезжает, Остроухое поднялся из-за стола и нахлобучил на голову фуражку.
– Так как же, Клаша? Ребят ты знаешь. Многие – твои бывшие пионеры. Будешь у них вроде за политрука… Твоему слову они вот как верят. А положение в городе не из легких, ожидать можно всякого… Согласна?
– Раз надо, пойду. А курсы я все равно не оставлю…
– Что ж, учись… пригодится. Желаю успеха!
Заглянув домой и предупредив мать о своем назначении, Клава направилась в родную школу, где теперь размещался истребительный батальон.
У дверей со старенькой трехлинейной винтовкой в руках стоял на посту Саша Бондарии. Он был в своей неизменной школьной вельветовой куртке с молниями, в тапочках на босу ногу и в сатиновых спортивных шароварах. Куртка была заправлена в шаровары и перетянута широким солдатским ремнем, на котором висел патронташ. От аккуратного пробора, которым Саша блистал на выпускном вечере, не осталось и следа, темные волосы были взлохмачены, и на макушке чудом держалась залихватски посаженная крошечная кепка с кнопкой.
У школьной ограды толпилось несколько мальчишек во главе с Петькой Свищевым. Они завистливо поглядывали на Сашу, особенно на его винтовку, вздыхали, переминаясь с ноги на ногу, и упрашивали часового пропустить их в школу, к командиру истребительного батальона.
– Сказано вам, без пропуска нельзя, – отбивался от них Саша. – И, вообще, шли бы вы по домам… тут вам не игрушки. Путаетесь под ногами, мешаете только.
– А, может, я книжки в классе забыл, – настаивал Петька. – Почему в школу не пропускаешь?
– Спохватился тоже… Какие теперь книжки, когда война.
– А почему тебе автомат не дали? – -не унимался Петька.
– Винтовка тоже неплохо…
– А, может, она учебная… не стреляет. И патроны, наверное, холостые.
– Много ты понимаешь, – рассердился Саша и запальчиво принялся объяснять, что винтовка у него самая настоящая, боевая, безотказная и патроны совсем не холостые.
– А часовому на посту разговаривать не полагается, – усмехнулась Клава, подходя к дверям школы.
Саша вспыхнул, как девица, и, бросив на мальчишек свирепый взгляд, замер по стойке «смирно», прижав винтовку к бедру.
Клава, косясь на сконфуженного часового, взялась за дверную ручку.
– Про-пропуск? – сдавленным голосом произнес Саша.
– Пропуск?! – с деланным удивлением переспросила Клава. – Разве ты меня не знаешь? Я же старшая пионервожатая.
Саша смутился еще больше.
– Нельзя без пропуска… Никому… Так приказано… – забормотал он и с решительным видом загородил дверь.
– Наконец-то часовой вспомнил свои обязанности, – улыбнулась Клава и покачала головой. – Ах, Саша, Саша…
Она показала ему направление райкома и вошла в школу.

Истребительный батальон, составленный из выпускников школы, из старшеклассников и городских комсомольцев, размещался в школьных классах. Парты были вынесены в коридор, на полу лежали матрацы, набитые соломой или сеном и застеленные разномастными домашними одеялами: комсомольцы находились на казарменном положении. В углу, в козлах, стояли винтовки, на стене висели противогазы. Тут же были свалены фанерные мишени для стрельбы, прицельные станки, учебный станковый пулемет.
Командира истребительного батальона Важина Клава отыскала в учительской.
Пожилой человек, худощавый, болезненный, перенесший на финском фронте тяжелое ранение, преподаватель черчения и рисования этой же школы, Василий Николаевич очень обрадовался приходу Клавы.
– Это хорошо, что тебя сюда направили. Основной состав истребителей – как раз твои бывшие пионеры… Вот давай и прибирай их к рукам.
– А что… Вы не довольны ребятами? – Да как сказать… Народ боевой, все рвутся с фашистскими десантниками схватиться, а нам пока приходится другими делами заниматься. Мост охраняем, хлебозавод, склады… Окопы роем… Военную подготовку проходим. А ребятам всего этого мало… – Важин вздохнул и пожаловался. – Я ведь, Клаша, на фронт просился, а меня вот сюда, в батальон… А какая же тут война. Клава незаметно вздохнула. А он а-то собиралась пожаловаться Василию Николаевичу на свою неудачу…
В учительскую вошла Анна Павловна Оконникова. Она приметно постарела, осунулась, глаза ее смотрели скорбно и строго: в последние дни учительница проводила на фронт двух сыновей.
– И ты, Клаша, тут? Это к добру, – заговорила Анна Павловна. – Сейчас всем трудно, а ребятам в особенности. На фронт их не берут, вот они и мечутся. Каждый из них вроде экзамена держит. Как дальше жить, что делать, как делу помочь? Самый ответственный экзамен. Перед людьми, перед своей совестью.
Анна Павловна открыла шкаф и попросила Клаву помочь ей собрать ребячьи документы, характеристики, классные журналы и ведомости.
– Зачем все это? – спросила Клава.
– Федор Никитич наказал перед уходом в армию. Что бы ни случилось, а ребячьи документы велел сохранить. Вот я и спрячу их где-нибудь дома. Клава помогла учительнице собрать нужные бумаги, отнести их на квартиру к Анне Павловне, сложить в деревянный сундучок, окованный железом, и закопать на огороде.
С первого же дня Клава вошла в жизнь батальона. Проверяла посты, вместе с комсомольцами занималась военной подготовкой – училась быстро окапываться, маскировать стрелковую ячейку, делать перебежки, переползать по-пластунски.
Эвакуация города продолжалась. Уезжали женщины, дети, старики. На грузовиках и на подводах они двигались на Псков, на Порхов, на Старую Руссу.
Клава уже несколько раз говорила матери,