В Федеральный список экстремистских материалов были включены и две книги, изданные годы спустя после самоубийства А. Гитлера, в которых его речь звучит в изложении: это книга Хью Тревор-Ропера «Застольные беседы Гитлера. 1941–1944 гг.», представляющая собой перевод книги Hitler’s Table Talk, изданной в Великобритании в 1953, 1973 и 2000 гг., и во многом являющаяся базой для нее книга Генри Пикера «Застольные разговоры Гитлера» – перевод изданной в 1951 году по-немецки книги Hitlers Tischgesprache im Führerhauptquartier. При этом изданная по-русски в 1993 году в издательстве «Миф» книга Германа Раушнинга «Говорит Гитлер. Зверь из бездны», являющаяся сборником высказываний и выступлений фюрера, аналогичным книге Г. Пикера, в Федеральный список не включена.
Это – разные по своему характеру книги, и то, что во всех из них выступления А. Гитлера обильно цитируются (а как может быть иначе в книгах по истории Третьего рейха, Второй мировой войны и истории XX века вообще?!), не превращает их в явление одного и того же порядка. Хью Тревор-Ропер – британский историк, который, в отличие от Г. Пикера и Г. Раушнинга, А. Гитлера никогда лично не видел. Он учился в Чартерхаус-Спул и в Крайст-Черч в Оксфорде, которые с отличием закончил, был профессором в Оксфорде и специализировался по истории Англии XVI и XVII веков. Во время войны молодой ученый служил в британской разведке, а сразу же по ее окончании был отправлен самолетом в Берлин. Именно X. Тревор-Ропер был назначен главой британской комиссии, расследующей обстоятельства гибели фюрера. По результатам этой работы в 1947 году он опубликовал одно из наиболее авторитетных исследований о нацистской Германии – «Последние дни Гитлера». После этого Тревор-Ропер стал одним из наиболее авторитетных специалистов по истории нацисткой Германии. Именно его привлекали как эксперта в знаменитом деле с найденными «дневниками» Гитлера, а в 1987 году за научные заслуги британская королева присвоила ученому звание пэра и пожаловала баронство. Хью Тревор-Ропер опубликовал множество научных работ, но наибольшую известность, кроме «Последних дней», получили «Военные директивы Гитлера 1939–1945 годов» и запрещенные в России «Застольные беседы Гитлера 1941–1944 годов». Как отмечает Вадим Нестеров, «пришить апологию нацизма книге Тревора-Ропера крайне проблемно. Хотя бы потому, что она является не сборником речей фюрера, а научной монографией, исследующей разные источники бесед Гитлера. Проще говоря – исследованием, в котором ученый пытается разобраться – что из опубликованных «застольных бесед» является подлинными речами Гитлера, а что – придумано в пропагандистских целях» [171].
Кроме того, была объявлена запрещенной книга обергруппенфюрера и генерал-полковника войск СС Пауля Хауссера (1880–1972) «Войска СС в действии», впервые изданная по-немецки в 1953 году. «За компанию» в список попало и исследование российского историка К.А. Залесского «Черная гвардия Гитлера. Ваффен-СС», опубликованное московским издательством «Быстров» в 2007 году под одним корешком с воспоминаниями П. Хауссера. Еще одной – и кажется, последней в списке на сегодняшний день – сугубо научной книгой, почему-то объявленной экстремистской в июне 2008 года районным судом г. Кирова, стала изданная в 2001 году монография российского историка А.В. Окорокова, автора книг «Русские добровольцы», «Знаки русской эмиграции», «СССР в борьбе за мировое господство» и других, «Фашизм и русская эмиграция». Это – отнюдь не единственная монография по данной теме (изданную по-русски еще в 1992 году книгу Джона Стефана «Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции, 1925–1945», к счастью, никто не запретил), однако научную литературу и исторические первоисточники все же необходимо оставлять доступными для изучения. Стирание документов, пусть даже и очевидно кошмарного прошлого, никак не поможет предотвратить возможность его повторения в будущем; скорее, наоборот.
Однако, как указывалось выше, материалы, касающиеся наследия Третьего рейха, составляют незначительное меньшинство из включенных в Федеральный список экстремистских материалов. Почти 59 % всех судебных решений, касающихся внесения в этот список тех или иных текстов, аудио- или видеоматериалов, относятся к интеллектуальной продукции радикального русского национализма, в которой отстаиваются национал-социалистические, ксенофобские, расистские и антисемитские идеи, а также ценности православного монархизма, неоязычества и катакомбного христианства. Исламистские материалы (совсем не обязательно радикальные), как и материалы чеченского сопротивления и солидарных с ним других сепаратистских групп народов Северного Кавказа, также представлены в списке в большом количестве, но их доля существенно ниже – по ним вынесено около 17 % всех судебных решений. Две эти группы материалов – радикально националистические русские и исламистские и кавказские сепаратистские – формируют три четверти всего Федерального списка экстремистских материалов. Доля судебных решений не в точности соответствует доле материалов в списке, ибо иногда в рамках одного-единственного судебного решения «экстремистскими» объявлялись десятки брошюр, журналов и аудио- и видеодисков, однако, поскольку подобная правоприменительная практика от- дичает специфику формирования всех категорий, составляющих список, а не какую-то одну из них, то расхождения в анализе структуры списка по количеству материалов и по количеству судебных решений не являются статистически значимыми.
Классификация текстов и другой интеллектуальной продукции, включенной Министерством юстиции РФ в Федеральный список экстремистских материалов, по состоянию на 1 апреля 2011 года
А.М. Верховский и Г.В. Кожевникова справедливо охарактеризовали этот список как «один из самых скандальных элементов антиэкстремистского законодательства. Правоприменение, связанное с этим списком, дает все новые и новые примеры его нефункциональности» [172]. «Сама по себе идея такого списка была, вероятно, продиктована разумными и даже гуманными соображениями, – полагают эксперты Центра «Сова», – но благие намерения явно не реализовались». По их мнению, у провала идеи запрета «экстремистских материалов» есть пять основных причин.
Во-первых, определение экстремизма не укладывается в конституционные ограничения свободы выражения, а неправомерное применение даже этого определения усугубляет проблему. И потому в списке оказалось множество материалов, которые нельзя считать общественно опасными.
Во-вторых, внесение материала в список лишь в незначительной степени ограничивает его распространение, так как суд в своем решении запрещает конкретный материал (книгу, листовку, песню), который был ему представлен. Таким образом, любая новая версия этого материала (переиздание книги с другим предисловием, например) должна, в принципе, рассматриваться заново.
В-третьих, материалы описываются в судебных решениях настолько небрежно, что понять, о каком издании или ином материале идет речь, часто невозможно. Не говоря уже о случаях, когда запрещаются просто не существующие вещи, например, уже закрытые веб-сайты.
В-четвертых, необозримо длинный и