— Не выходи! Сиди! Мало ли что. Позвони в скорую. Сейчас же!
Я хватаю телефон, пальцы дрожат. Едва попадаю в кнопку вызова.
— Алло, скорая, — говорю в трубку — Две машины. Сильное столкновение. Трасса номер пять в сторону города. Срочно. Очень срочно приезжайте. Думаю, есть пострадавшие! — мой голос звенит.
Эрик уже выскочил из машины. Я вижу, как он бежит к одной из искорёженных машин. Фары мигают, одна из дверей выломана. Слышу, как кто-то стонет. Я выхожу из машины. Ноги ватные, сердце стучит как бешённое.
Одна машина просто всмятку. Пар валит из-под капота. Другая — тоже сильно пострадала, но в ней сработали подушки безопасности.
Эрик уже у двери, пытается вытащить мужчину за рулем. И тут из заднего сиденья начинают доноситься крики. Детские. Плач.
— Ребёнок, — кричу. — Там ребёнок!
— Сиди в машине! — кричит Эрик, но я его не слушаю.
Я бегу к ним, слышу, как Эрик кричит:
— Агата! Назад! Машина может загореться!
Но я как в тумане, ни о чем не думаю, подбегаю к задней двери. Открываю. В детском кресле — мальчик. Маленький. Крошечный, не старше года. Он кричит, испуганно, громко. Плачет, весь в слезах, лоб рассечён, в крови, но главное — он живой.
— Всё хорошо, малыш, — шепчу я, с трудом расстёгивая ремни безопасности. — Всё хорошо. Я с тобой.
— Агата! — Эрик хватается за мою руку. Но я уже поднимаю мальчика, и тогда он отпускает меня.
— Он должен жить, Эрик — шепчу, прижимая ребенка к себе. — Мы должны ему помочь. Эрик, пожалуйста… отвезём его в больницу.
Он смотрит на меня долгую секунду. Потом решительно кивает.
— Хорошо. Садись с ним в машину.
Малыша прижимаю к себе по крепче. Он цепляется за меня, как за якорь.
Я ухожу, а Эрик подбегает к женщине — матери ребёнка — она жива, но в полубессознательном состоянии, и вся в крови.
— С ребенком все хорошо, давайте попробуем выйти, — кричит он ей и помогает покинуть машину и отойти подальше. После мы укладываем её на заднее сиденье.
Отец ребёнка — в тяжёлом состоянии, левая сторона вся в крови, но он жив и может двигаться. Эрик сажает его на переднее пассажирское, пристёгивает. Я держу малыша на руках, стараюсь говорить с ним.
— Ты молодец, маленький. Всё будет хорошо. Ты только держись.
Мы выезжаем с место ДТП. С тяжелым сердцем оставляя там водителя второго авто. Его Эрик не смог вытащить. Он без сознания и нужно специально оборудование, чтобы он смог выйти из машины.
— Как ты? — спрашивает Эрик, оглядываясь на меня.
Я качаю головой. Держу ребёнка крепко. У меня прерывистое дыхание, но я не могу плакать. Но и не могу дышать.
На дороге нас встречают две машины скорой.
— Слава богу, — шепчет Эрик и останавливается.
Мы передаём родителей врачам, мальчик всё ещё прижат ко мне. Медики слаженно работают. Нам говорят, что семья будет доставлена в ближайшую больницу. Мальчик, к счастью, почти не пострадал. Мы едем за ними в больницу.
Вторая скорая едет на место аварии, чтобы помочь оставшемуся там водителю.
Мы доезжаем до больницы, Эрик говорит с заведующим, просит уделить внимание, отправить лучших специалистов. И его слушают. Через пол часа нам сообщают, что все пострадавшие стабилизированы. Ребёнок — под наблюдением, и он в порядке. Родители тоже будут жить.
Я выхожу из больницы, мне нужен воздух. Меня трясёт. Холод и адреналин сливаются в одно.
— Эй, — тихо говорит Эрик. Подходит. Смотрит. — С тобой всё в порядке?
Я киваю, не доверяя голосу. Он подходит ближе. Его руки обнимают меня. Сильно. Не страстно или жадно. А — как будто бы я снова его часть. Как когда-то.
— Ты молодец, — шепчет он.
Просто стою, прижимаясь к нему. И впервые за всё это время — позволяю себе опереться на него.
— Ты не должна была туда бежать, — говорит он. — Это было опасно.
— А я не могла иначе.
— Почему ты так тряслась? — вдруг спрашивает он. — Ты плакала не только из-за них?
Я отвожу взгляд. Слова застревают в горле. Потому что я снова пережила ту потерю. Но вслух говорю только:
— Потому что я не хотела, чтобы ещё одна мама осталась без ребёнка.
Глава 15
Утро тянется вяло. Я стою перед зеркалом, собираясь на работу, и почему-то не могу найти серёжку, которую только что держала в руках. Всё валится из рук.
Наверное, дело в недосказанности. В неловком молчании, которое наступило, когда Эрик высадил меня у дома.
В голове прокручивается вчерашний поцелуй, мой отказ, события на дороге, поездка в больницу и не вовремя сказанные мной слова, а после — его молчание, неловкое, густое, почти липкое. После больницы он так и не заговорил со мной. Только посмотрел, так, будто хотел что-то сказать, но сдержался. И я тоже молчала. Эрик подвёз меня к дому, не заглушая двигатель, дождался, пока я вышла из машины, а после просто уехал. И я тоже молчала. Только спасибо на прощание сказала, глупое, не по делу.
От него — ни намёка, ни объяснения. Как будто ничего и не было.
Выхожу в прихожую, надеваю кроссовки, и вдруг за дверью раздаётся собачий лай — громкий. Я замираю. Час ранний. Думала сегодня прийти на работу пораньше, выполнить план на день и отпроситься к маме в больницу.
Сердце на мгновение замирает. Кто мог приехать ко мне так рано? На улице тихо. Морщусь, выглядывая в окно. Ничего. Только белая машина за воротами на солнце поблёскивает… Что это? Серьёзно? Машина вся усыпана стразами?
Нахмурившись, спускаюсь по ступенькам и выхожу на крыльцо. Тихо. Слишком тихо, только собака снова зарычала.
Я открываю калитку. Медленно, спокойно. Не потому, что не волнуюсь. Просто не хочу, чтобы кто-то почувствовал хоть каплю моей слабости.
Передо мной — она.
— Здравствуй, Агата, — звучит этот голос, от которого у меня когда-то стыла кровь.
Валентина Аркадьевна. Бывшая свекровь. Высокая, с идеальной укладкой, губы накрашены алой помадой, взгляд как лезвие, волосы уложены, дорогая сумка болтается на согнутом локте. Всё такая же прямая осанка, будто держит спину, как знамя.
Но вот что странно: я не чувствую былого страха перед свекровью. Ничего