Глава 2
Каждое слово режет, как острое лезвие. Он хочет увидеть меня сломанной
Сердце стучит как у загнанной, но я не дам им это увидеть. Поднимаю подбородок, в глазах — лёд. Но не успеваю что-то сказать, как он продолжает давить:
— Жалеешь, что всё так сложилось? — продолжает он, как будто требует исповеди. — Ведь могла бы быть рядом со мной, если бы тогда не включила свою гордость.
Гордость? Он называет гордостью то, что я еле выживала после его предательства⁈ То, что я держалась, когда он исчез, как будто меня никогда не было⁈ Он не видел, как я рыдала в пустой квартире, проклиная себя за то, что любила его.
А сейчас… сейчас он все еще смотрит так, как будто я виновата, что он ушёл. Что стал счастливым. Что я осталась в его глазах — «там».
Он совсем забыл, при каких обстоятельствах он позвал меня к себе в Германию, мне вообще его не хотелось видеть тогда, мне жить не хотелось! Папа и Назар — моя потеря, моя боль на всю жизнь.
Я будто на секунду задыхаюсь от несправедливых, ложных обвинений. Но только внутри. Снаружи — ни звука, ни дрожи. Я резко поднимаюсь. Он дёргается, будто не ожидал. Подбородок еще выше, спина прямая, голос стальной.
— Жалею? — переспрашиваю медленно, будто пробую слово на вкус. — Знаешь, я не жалею, что мы разошлись, — говорю медленно, внятно. — Я жалею, что когда-то подумала, будто ты был мне ровней.
Молчание. Его улыбка гаснет на секунду. Да-да, мы оба знаем наше прошлое, и слабые места друг друга.
Я делаю шаг назад. Смотрю на них, как на красивую, но дешёвую обёртку от пустой коробки.
— А теперь будь добр, не подходи ко мне с этим взглядом победителя. Ты не победил. Ты просто сменил куклу и фон.
Моя улыбка как лезвие. Сухая. Холодная.
— А я научилась жить без тебя.
Разворачиваюсь. Иду прочь. Не спеша.
Не потому, что сильная. А потому, что иначе — разорвёт.
Я слышу, как стучат мои каблуки по плитке. Один за другим. Как удары сердца. Как выстрелы.
Я не знаю, дрожат ли у меня пальцы. Не смотрю.
Я просто иду. Сквозь боль. Сквозь прошлое, которое всё ещё цепляется за меня когтями.
И с каждым шагом говорю себе: «Я справилась».
И если он ещё раз попробует разрушить меня, я не просто выстою. Я отвечу.
Хуже, чем тогда, мне уже не будет.
А значит, мне больше нечего терять.
Слышу, как кто-то что-то бросает мне вслед. Плевать. Главное — не сорваться. Не выдать, как у меня внутри всё горит, будто ток пустили по венам. Как будто вся кровь закипает, но я держусь. Я должна. Толкаю дверь в женский туалет — пусто. Замечательно.
Закрываю за собой кабинку, прижимаюсь лбом к холодной плитке.
Дышу. Ровно. Глубоко.
И вдруг меня накрывает. Не плач — нет. Я не позволю себе сломаться. Это злость… она разрывает изнутри.
Какого черта он посмел так говорить? Как он посмел?
Как он, сука, посмел говорить обо мне так, будто я была — обуза, ошибка, груз? Я — та, кто верил. Та, кто прощал. Та, кто ради него поехала на север, и в мороз стояла торговала на рынке, даже не подозревая, что беременна.
Именно из-за моего желание поддержать его начинания все и произошло! Я как наивная дура поверила его матери, уехала и была ею брошена на краю земли. И теперь я же виновата, что верила, любила, терпела?
А он? Он просто заменил меня. Как будто я — вещь, износившаяся. Как будто меня можно выбросить и купить новую. Стоит теперь там, весь из себя богатенький, с новой девушкой под руку.
А я? Я — просто старая глава, которую он вырвал, скомкал и выкинул. Проигравшая? Да пошёл он!
Я сжимаю кулаки. Ногти врезаются в ладони. Сердце бьётся так, будто хочет вырваться. Но я стою. Не падаю.
Не сегодня, гад. Не на твоих глазах.
Открываю кран. Ледяная вода — как пощёчина. Освежает.
Смотрю в зеркало.
Щёки чуть горят. Губы поджаты, но в них нет дрожи. Только решимость. Только — ярость и сила. Я — не «бывшая». Я — не вещь, которую забыли. Я — то, что ты никогда больше не получишь.
Вытираю лицо. Наношу помаду. Красную. Как кровь. Как вызов. Пудра. Румяна. Я снова внешне в форме. Поднимаю подбородок. Выпрямляю спину.
Моё отражение кивает мне. Словно говорит: иди и покажи, кто ты такая.
Я выхожу. Уверенная. Собранная.
И когда я прохожу по залу, ловлю мужской взгляд. Не Эрика. Другой. Чужой мужчина. Тёмные глаза, внимательные. Не жадные — понимающие. Не дерзкие и хищные, а уверенные. Спокойные.
Он не смотрит на меня как на трофей. Он будто видит больше, чем просто лицо и фигуру.
Как тот, кто распознал силу и хочет понять, что за огонь за ней горит.
— Здравствуй! Ты была прекрасна.
Он слышал наш с Эриком разговор?
— Спасибо, — спокойно отвечаю.
Без кокетства. Без игры.
Он кивает, не с флиртом, а с уважением.
А я снова улыбаюсь. Не ради него. Ради себя.
И прохожу мимо.
Потому что, несмотря на всё, я всё ещё стою. И не просто стою — я иду дальше. Потому что я выжившая в своём собственном пожаре.
Он продолжает смотреть. Но я не сбиваюсь с шага.
Я — не пустое место рядом с мужчиной. Я — самостоятельная история, чёрт возьми.
И пусть внутри ещё ноет, пусть память рвётся об острые края, я не позволю этой боли управлять мной.
Подошедшая подруга машет мне рукой. Наконец-то она пришла, и я не буду сидеть одна.
Чувствую, как возвращаю себе дыхание.
— Ты где была? — спрашивает Кира, обнимая меня, — и кому ты так кокетливо улыбалась?
Глава 3
И как она так быстро все подмечает.
— Стирала прошлое с лица, — бросаю ей в ответ.
Она хмыкает, не до конца поняв, но и не расспрашивает. А я не хочу вдаваться в подробности. И я ей благодарна за это ее равнодушие сейчас. Сегодня я не хочу объяснять. Ни оправдываться, ни