— Мне просто надо держаться от тебя подальше, и они поймут, что я больше не имею к тебе отношение, и они не смогут манипулировать тобой.
— Агата, если тебе будет грозить опасность, — я выполню любые требования, лишь бы ты была в безопасности.
Хочу ему возразить, но Тимур меня перебивает:
— Агата, хочешь ты этого или нет, но они уже вписали твое имя, в список приближенных к Эрику людей! — уверенно произносит он. — Теперь и ты в этом замешана и находишься под прицелом.
Эрик делает шаг ко мне, будто хочет схватить за плечи, но после нерешительно опустил руки.
— Агата, пойми, ты здесь потому, они проследив за нами выяснили кто ты. Ты здесь потому, что я… — он осекается, но продолжает глухо, сдержанно. — я привез тебя сюда для разговора и этим подставил под удар. Извини. Но, знай ты для меня не «часть списка». Ты — часть моей жизни.
Моё сердце пропускает удар. Но тут вмешивается Тимур.
— Вот именно, — его голос сухой, безжалостный. — А значит, и ты, Агата, под ударом. Не только он. Они знают о тебе. Они могут использовать тебя, чтобы шантажировать его.
Я ошарашенно смотрю на Тимура.
— То есть теперь я — слабое место?
— Да, — спокойно кивает он. — И именно поэтому вы оба должны быть в городе. Вместе. Там мы сможем защитить вас.
Эрик качает головой:
— Я не собираюсь закрывать её в клетке ради собственной безопасности. Надо найти ей безопасное место.
— Эрик! — Тимур резко поднимает голос. — Тут речь не только о тебе. Если она будет в другом месте, без охраны, её найдут быстрее, чем тебя. Ты этого хочешь?
Я чувствую, как внутри всё сжимается. Моя гордость протестует — я не хочу зависеть от Эрика, не хочу быть «прицепом» в его жизни. Но страх за себя и за маму давит сильнее.
— Ты правда думаешь, что я согласна быть в твоём доме? — шепчу я, смотря прямо в глаза Эрику. — После всего, что было?
Он делает шаг ко мне, и его голос становится тихим, но твёрдым:
— Я думаю, что у нас нет выбора. Ты нужна мне рядом, Агата. И, нравится тебе это или нет, я не отпущу тебя под удар.
Тимур кивает, подводя итог:
— Всё решено. Выезжаем немедленно.
Через час мы уже в машине. Полицейский за рулём, Тимур рядом. Мы с Эриком сидим на заднем сиденье, слишком близко друг к другу.
Эрик достаёт телефон — на экране десятки пропущенных звонков. Изольда. Мать. Марика. Он хмуро смотрит на всё это, потом одним движением смахивает все уведомления.
Я замечаю, как он убирает телефон и переводит на меня взгляд. Глубокий, тёмный, в котором слишком много вины и сожалений. Я не выдерживаю и отворачиваюсь к окну.
Поздно отмахиваться. Слишком поздно. Всё плохое его семья уже сделала со мной. Теперь мне всё равно.
Дождь стекает по стеклу, фары выхватывают из темноты силуэты деревьев. Я чувствую, что мы едем навстречу чему-то неизбежному.
Глава 39
Мы подъезжаем к дому поздно вечером. За воротами открывается вид на огромный особняк — двухэтажный, с колоннами и массивными коваными воротами, подсвеченными золотистыми фонарями. От одного взгляда на него у меня внутри всё сжимается.
Внутри оказывается ещё хуже. Мраморный пол блестит, как зеркало, а прямо в центре холла возвышается лестница с золотыми перилами и витиеватой ковкой. На потолке — люстра, размером с половину комнаты, украшенная подвесками, словно из театра оперы. На стенах — золотые рамки, обрамляющие картины с безликими пейзажами, которые будто покупали оптом. Каждый уголок кричит: «Здесь живёт богатый человек!»
Я не могу скрыть гримасы. Это не уют, не стиль, это показуха. И как бы я ни относилась к Эрику, он всегда ассоциировался у меня с силой и вкусом, с чем-то сдержанным, мужским. Но этот дом… словно чужой.
— Вижу твой взгляд, — спокойно произносит Эрик, подходя ближе. — Скажу честно: мне самому это никогда не нравилось. Я был тогда по уши в делах, и мама настояла, что займётся ремонтом и обстановкой. Я только перечислял деньги.
— Понятно, — отвечаю сухо, обходя рукой холодные перила с золотой каймой. В голове всплывают сцены из дешёвых сериалов, что показывали по телевизору в начале двухтысячных, где богатство изображали через колонны, люстры и золото. Теперь всё ясно: его мать насмотрелась и решила воплотить «картинку роскоши».
Всё это чуждо мне. Я чувствую себя здесь так же неуютно, как в театральной декорации.
— Пойдём, я покажу твою комнату, — говорит Эрик.
Мы поднимаемся по лестнице, и он открывает дверь в одну из комнат на втором этаже.
— Здесь ты будешь жить, — поясняет.
Я оглядываюсь: комната просторная, с огромной кроватью, гардеробом и зеркалом в золочёной раме. Всё кричаще-роскошное. Но меня больше всего задевает другое.
— Рядом с твоей? — уточняю, заметив, что дверь напротив — его спальня.
— Да. Это единственная свободная комната, — спокойно отвечает он.
— В таком доме? — не скрываю иронии. — Здесь же, наверное, десяток спален.
— Все заняты, — коротко отрезает он, и в его тоне я слышу нежелание углубляться в объяснения.
Я уже собираюсь задать ещё один вопрос, но в этот момент внизу хлопает входная дверь. Мы переглядываемся. Эрик сразу напрягается и выходит из комнаты. Я иду за ним, сердце стучит громко и нервно.
Мы спускаемся по лестнице на первый этаж — шаги в доме звучат гулко, словно эхо в огромной коробке. Внизу слышатся голоса, звонкий смех и торопливые шаги.
— Кажется, гости, — бурчит Эрик. — Вот и сюрприз.
На пороге гостиной стоят две девушки. Красивые, ухоженные, словно сошедшие со страниц глянцевого журнала. Одна — высокая стройная блондинка с длинными прямыми волосами и карими глазами смотрит на Эрика с твёрдостью, а на губах — лёгкая насмешка, та самая, знакомая мне с детства. Но теперь она выглядит иначе: взрослой, красивой, уверенной в себе.
Рядом с ней — среднего роста, худощавая, но фигура женственная: изящная талия, формы на месте. Светло-зелёные глаза смотрят прямо, не отводя взгляда, волосы русые, свободно