— Каким образом?
— Созванивалась бы с какими-нибудь мужиками! Или невесть что ещё! Откуда я знаю?
— Ты нормальный? Какими мужиками?
— Я не собираюсь продолжать этот разговор, — поднял он одну руку и пошёл в соседнюю комнату. Я вцепилась в его предплечье:
— Верни мой телефон! Ты не имеешь права!..
— Имею, — он остановился, посмотрел на меня, — я тебе развода не давал, а, значит, контролировать жену имею полное право.
— Я тебе не жена! С тех пор, как я узнала, что я — вторая, я перестала ею быть! Я никогда на это не соглашалась!
— Тебе придётся смириться с этим фактом.
— Не буду я ни с чем смиряться!
— Уверен, номер родных ты знаешь наизусть, — Набиль указал на стационарный городской телефон, стоявший в зале, — можешь позвонить оттуда в любое время. А больше тебе ни с кем общаться и не нужно.
И он, высвободившись из моей хватки — а я обессилила от его резких слов и собственной слабости — ушёл, прикрыв за собой.
Я осталась стоять, как вкопанная. Катя не сможет больше мне позвонить, её-то номера я на память не запомнила. И если Саша вернётся — как он нас найдёт? Мы сменили место жительства, а мой номер теперь будет недоступен. Господи, зачем я только обратилась за помощью к Набилю? Что же теперь будет? Но без него — смогли бы выжить? Глупости, разве в наше время кто-то умирает от голода? Надо было пойти в какую-нибудь социальную службу, полицейский участок — объяснить всё, попросить о помощи. Почему это пришло мне в голову только сейчас? Я была совершенно выжата и раздавлена после родов и стычки с Сашиной матерью.
Испугавшись, что Набиль ещё и дверь запер, я тихонько проскользнула в прихожую и проверила замок. Нет, он был открыт. Но куда идти? Бежать? Теперь не только без денег, но и без телефона. Я руководствуюсь своей неприязнью к Набилю, своим желанием свободы от него, но не думаю о сыне. Куда я потащу ребёнка на ночь глядя? Где мы с ним будем таскаться?
Растерянная, почти сломленная, с опускающимися руками, я вернулась к кроватке, вытирая слёзы со своих щёк. У меня была прекрасная жизнь в Париже, но меня потянуло на какую-то сказку... а вместо сказки я угодила в ад. Уже второй раз. Но если в первый раз всё-таки нашёлся рыцарь, спасший меня, то что будет во второй? Есть ли у меня шанс на спасение? О будущем было страшно думать.
Глава 11
Если спустить всё на тормозах — дальше будет только хуже. Безнаказанность и ощущение власти лишали Набиля границ дозволенного, но я узнала его достаточно хорошо, чтобы понять, что разговоры бесполезны. Лучше ему улыбаться, быть с ним вежливой, послушной, а делать то, что считаю нужным. За его спиной. А разве не так жил в прошлом году он, прикидываясь верным и влюблённым?
Я не стала больше поднимать тему моего телефона, на следующий день включив небывалую покорность, улыбчивость и приветливость. Набиль как будто бы удивился этому, ожидав, наверное, продолжения скандала, обвинений, просьб. Но ничего этого не получив, стал постепенно расслабляться. Ему вскоре нужно было уезжать, и мне требовалось лишь дотерпеть до его отъезда.
На следующий вечер, после ужина, когда я убаюкивала на руках сына — тот никак не мог заснуть, Набиль подошёл ко мне совсем близко, и я собрала всю волю в кулак, чтобы не отпрянуть. Он заметил это, и воспринял так, как мне и нужно было — как будто бы я плавно перестаю считать его чужим, а отношения между нами перестают казаться мне неприемлимыми. На самом деле близость с ним для меня по-прежнему была невозможной, но, если бы того потребовала свобода и освобождение из паутины, в которую я попала, наверное, я бы смогла себя пересилить.
— Ты так и не подумала над тем, чтобы оставить съёмную квартиру и... обзавестись собственным жильём? — спросил Набиль. Если бы я тотчас закивала, это было бы совсем подозрительно. Я ответила не прямо, но довольно ясно:
— Из России я никуда не уеду.
— Мне будет сложно разрываться на такие большие расстояния, у меня и так дела делятся между Марокко и Францией.
Дела? Или женщины в нескольких городах мира? Я оставила свой сарказм в голове.
— Я же не смогу перебраться в Россию, — добавил Набиль.
— Ничего страшного, встречи раз в полгода будет достаточно, — всё-таки съязвила я.
— Элен... - его рука легла мне на талию. Внутри меня всё вытянулось и вздрогнуло, а снаружи я будто окаменела, превратилась в соляной столб. Если не отомру, то на моём лице отобразится моё истинное отношение. — Ребёнку нужно присутствие отца.
Сан Саныч задремал, наконец, и его биологический отец, осторожно переняв сына из моих рук в свои, опустил его в кроватку, прощебетав что-то уже привычно на арабском. Посмотрев на это, я подумала, что, может, Набиль действительно не плохой родитель, вполне заботливый, только не сможет он в силу своей натуры, своего характера, дать сыну столько внимания, сколько нужно мальчику для воспитания, для полноценного детского счастья.
Освобождённая от своей драгоценной ноши, я стала лёгкой добычей для рук Набиля. Он опять попытался обнять меня. Отстраняясь медленно, я заставила себя остановиться. Его попытка удалась.
— Элен, я завтра улетаю...
— Я знаю, ты говорил.
— Может быть, мы целый месяц не увидимся.
— К чему ты клонишь?
В первую очередь он клонил своё лицо ко мне, и от этого брала оторопь. Закрыть глаза и думать о Саше? Нет, как можно думать о нём, предавая таким образом особенно? Принимать касания другого, а в мыслях держать его? Это ужасно. Но как ещё справиться с собой? Набиль наклонился к моему плечу, вдохнув его аромат. Его губы уже почти трогали кожу.
— Я очень соскучился по тебе, Элен, не говори, что ты — нет.
Я всё-таки закрыла глаза и, для самообладания, погрузилась в прошлогодние воспоминания, когда была без памяти влюблена в Набиля. Как я его обожала! Как хотела его! Быть с ним, заниматься с ним любовью целыми днями и ночами, не отпускать от себя. Хорошо, что ребёнок стал плодом именно той беззаветной и счастливой любви. Жаль, что он уже не сможет наблюдать таких отношений между родителями.
Губы Набиля коснулись моих, наяву, а не в воспоминаниях. Удерживая слёзы, я приняла поцелуй и на какое-то мгновение ощутила странное спокойствие. Расслабленность. Как