И всё же — нет, я знала, что не смогу так. Без любви, без уважения, без единственности. Есть ли такое слово? Должно быть.
Губы жарко, умело и долго целовали, совсем как раньше. И это даже было немного приятно. Приятно мужским присутствием, ощущением — может и напрасным — надёжности и опоры. Наверное, становясь матерями. мы, женщины, особенно уязвимы, потому что мне в некоторые тяжёлые минуты усталости и недосыпа делалось безразлично, кто снимет с меня часть груза и забот — лишь бы снял. Как уличная кошка, готова была за еду и ласку отдаться в добрые руки и помалкивать.
Но нет, мы всё-таки не животные, у нас есть мышление. Память. Самолюбие. Желания. Они не дадут плыть по течению, не оглядываясь по сторонам. И я убрала с себя руки Набиля:
— Не в этот раз, ладно? Я ещё не готова...
— Ты меня с ума сводишь, как и раньше, — глубоко вдохнув, он провёл ладонью по моей щеке. Я видела по глазам, что он действительно меня хочет. — Когда я вернусь...
— Да, когда ты вернёшься, — поспешила заверить я его, — тогда... возможно.
— Нет, тогда — точно.
Я выжала из себя улыбку:
— Ты как всегда самоуверен.
— Разве не за это ты меня полюбила? — улыбнулся мне и он.
Нет, не за это. Да, я запала на эту гиперуверенность, она произвела эффект в тандеме с настойчивостью. Но за что я на самом деле любила Набиля? За красоту, пылкость и талант любовника? Я пошла за него замуж, толком не зная. Всё, что я знала — это что он невероятно красив и сексуален, но разве из-за этого можно полюбить по-настоящему?
— Пора ложиться, — вывернулась я из-под его руки, — я утомилась сегодня.
— Я бы мог просто лежать с тобой в одной кровати... - покосился на неё он. Я покачала головой:
— В другой раз. Правда, — и вынужденно сама поцеловала его в щёку, утягивая за руку прочь из комнаты, — спокойной ночи, Набиль!
— Добрых снов, хабибти!
* * *
На следующий день он уехал, оставив мне мой мобильный со всеми, кроме одного — его собственного — стёртыми номерами, да ещё и с новой сим-картой. Проводив его и убедившись через окно, что Набиль сел в вызванное до аэропорта такси, я тотчас сняла со шкафа чемодан и стала спешно складывать вещи. Свои и ребёнка. Всё, что понадобится в любой момент: соска, подгузники, влажные салфетки, документы, немного денег, которые мне удалось скопить уловками с тех средств, что давал на продукты или детские вещи Набиль — в отдельную сумку с удобно расположенными отделениями на молнии и липучках. Всё будет под рукой.
Ничего лишнего, чтобы не пришлось тащить тяжести. В одной руке и так будет коляска, через плечо — сумка. Не жадничай, Лена, не надо. Лучше в очередной раз начать всё с ноля, с чистого листа. Заработается, наживётся, только бы приобрести независимость и отделаться теперь как-то от Набиля. Не позволю растить сына арабом, мусульманином, многожёнцем — нет! Он будет другим. Смелым, отважным, честным, самоотверженным, держащим слово, уважающим женщин.
Застегнув чемодан, я подтянула всё к двери. Огляделась. Ничего не забыла? Квартира оплачена на два месяца вперёд. Оставить ли где-то ключи, написать ли хозяйке? Потом. Всё потом. Сначала надо убедиться, что у меня получится устроиться.
Взгляд упал на стационарный телефон, и я, зацепившаяся за него мыслью, достала мобильный. Набиль мог его полностью отформатировать и всё из него удалить, но номер Саши я знала наизусть, что меня уже спасло однажды. Я подошла к городскому аппарату — кто знает, вдруг мой сотовый теперь прослушивается или отслеживается? — и набрала на нём Сашу. На что я надеялась? Что он жив. Что он объявился, вернулся, ищет меня. Но вместо гудков прозвучало неизменное: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". Сомкнув на нессколько секунд веки, я вытерла пальцами намокшие уголки глаз и, взяв весь свой багаж в руки, потащилась прочь из квартиры.
Во время походов за продуктами я видела полицейский участок неподалёку. Туда я и отправилась. Не знаю, хорошая ли мне пришла в голову идея, но другой пока не появилось.
Дежурному я стала объяснять, что мне нужен номер организации, помогающей женщинам, столкнувшимся с домашним насилием. Полицейский, видя со мной младенца, обеспокоился и стал принимать горячее участие. Даже слишком горячее: предложил накатать заявление на обидчика, сходить вместе со мной к нему, урезонить, задержать на пятнадцать суток. Кого было задерживать? Марокканского миллионера, отбывшего на частном самолёте? Посмотрела бы я на них. И в то же время правды я никак не могла сказать. Мне почему-то было жутко неудобно, что мой сын не от гражданина России. Статусом семьи Сафриви сразу бахвалиться не начнёшь, а информация, что родила от марокканца прозвучит также, как "родила от гастробайтера из Средней Азии".
К нам вышел второй полицейский, и они вместе, после моих убедительных доводов и просьб, стали искать контакты центров помощи оказавшимся в сложных ситуациях, вроде моей. Всё это заняло чуть больше часа, за который меня угостили чаем, пропустили в комнату отдыха, чтобы я покормила грудью ребёнка. Было что-то забавное и умиротворяющее в том, что с нами — мной и Сан Санычем, — так трепетно возились люди в форме.
Наконец, они созвонились с одной из таких благотворительных организаций, те сказали, что найдут комнату и подготовят её для меня с ребёнком, так что мы можем подъезжать. Дежурный кивнул второму:
— Подкинешь их?
— А то! Идёмте, — галантно беря чемодан, пропустил меня вперёд мужчина. Выходя из участка, я незаметно выбросила отключенный мобильный в урну. Набиль может теперь пытаться дозвониться до меня сколько угодно.
Мы сели в белую с синей полосой машину, на заднее сиденье. Мне показалось, что Сан Саныч улыбается, заинтригованный приключением. Я выдохнула. Понимая, что всё это всего лишь на время, я однако почувствовала, что могу сделать передышку и набраться сил перед тем, как устраивать свою жизнь