— Девушка, вы б следили за словами!
— Но вы же сами это понимаете! Вы что, послушаете начальство, которое... которое даже не пытается защитить своих граждан?! Разве это служба?!
— Что вы от нас хотите? Мы нашли вам человека? Нашли. Это, можно сказать, ваше семейное дело. Разбиритесь, попытайтесь договориться как-то... по-мирному.
— Договориться?! Он украл ребёнка! Помогите мне!
Офицеры сконфузились, но, находясь в положении между моей просьбой и приказом сверху, клонились к последнему.
— Я прошу вас, заставьте его отдать мне сына! Заберите его! Вы же можете! Вас двое, а что могу сделать я?
Капитана явно грызла совесть. Он косился на Набиля, и, видимо недолюбливая подобных иностранцев, был бы рад прищемить ему хвост. Но второй, званием поменьше или опытом, не знаю, бросил ему:
— Идём, а то если сам Степанов звонил...
Я умоляюще глядела на них. Набиль стоял как ледяная статуя, не вмешиваясь в наши русские разборки. Полицейские переглянулись. И вот, совесть решила заткнуться перед лицом неприятностей и возможного вознаграждения:
— Извините, гражданка Белова, но наши полномочия на этом исчерпаны. У нас нет ордера, чтобы врываться. Заявление мы ваше в участок вернём, можете подать в суд, если суд докажет, что всё было незаконно...
— Но вы же сами видите, — из глаз моих по щекам полились слёзы, — вы же сами понимаете, что это незаконно... Из-за того, что у него много денег, а у меня — нет, он прав? Из-за этого он может нарушать законы?
Второй, нетерпеливо мечтающий уйти отсюда поскорее, ядовито заметил мне:
— Надо было думать, от кого рожать. Хотелось богатого — вот и получи!
Пихнув локтём в локоть капитана, он указал ему головой на выход и сам пошагал прочь. Капитан ещё раз пристыжено взглянул на меня и сказал переводчику:
— Всего доброго!
Я смотрела, как удаляются их спины, как я остаюсь одна в коридоре с номерами. Присутствие Набиля рядом сделалось невыносимым. Был бы у меня пистолет — выстрелила бы не думая! Вдруг, за его спиной, раздался плач ребёнка. Моего ребёнка! Я рванула туда, но Набиль преградил мне путь.
— Пусти! Пусти, он плачет!
— С ним няня.
— Я должна быть с ним! — пытаясь пробиться, я пихалась и толкала Набиля, но он крепко удерживал меня. Переводчик, становясь свидетелем личной сцены, предпочёл ретироваться и ушёл в номер.
— Если бы ты хотела быть с ним — вела бы себя иначе!
— Набиль, я прошу тебя! — рёв сына разрывал мне сердце, подкашивались ноги. — Пусти меня к нему!
— Нет, Элен, ты наплевала на меня и отнеслась, как к последнему идиоту! Извини, но за всё надо платить!
— За всё?! А ты не боишься, что тебе придётся платить за то, что ты делаешь?!
— Я дам сыну куда больше, чем ты. Со мной он нуждаться ни в чём не будет.
— Кроме матери?! Ему нужна мать! Родная мать!
— Тебе никто не мешал ею быть, ты сама всё испортила.
— Набиль! — плач стал стихать. Видно, Сашей действительно кто-то занимался. Отсутствие его крика позволило мне вернуть немного самообладания. — Я на всё готова, чтобы вернуть его, скажи, чего ты хочешь? Прошу тебя, скажи, я всё сделаю! Только дай мне быть с ним!
В глазах Набиля появился интерес. Предвкушение победы. Он уставился на меня, всё ещё вынужденный придерживать меня за плечи, чтобы я не прорвалась в номер.
— Всё? — заинтриговано уточнил он.
— Всё! Хочешь, я заплачу? Возьму какой угодно кредит, я найду...
Набиль засмеялся от моих слов:
— Деньги? Ты считаешь, что мне нужны от тебя какие-то деньги? — Да, предположение было глупым, но я не вполне владела собой. — Нет, денег у меня самого достаточно.
— Тогда что? Любые условия!
— Приходи сюда завтра ночью, — сказал он таким голосом, что я прекратила все телодвижения. — Приходи, и сделай так, чтобы мне понравилось. Чтобы мне было хорошо. Чтобы я поверил в то, что ты согласна на всё ради сына. Если я останусь доволен, то ты полетишь в Марокко с нами.
Я услышала его. Поняла, о чём он говорил. Я должна была отдаться ему, удовлетворить его, стать первоклассной шлюхой, способной подарить мужчине наслаждение. Набиль хотел окончательно переломить меня и показать, что всё равно я вернусь в его постель, и всё равно он может вертеть мною, как пожелает. Ему необходимо всем доказывать, что он имеет власть, что ему нельзя противоречить. Тем более, какая-то там женщина возомнила себя строптивой!
Я кивнула, показывая, что приняла его условие.
— До завтра, — сказал Набиль, и закрыл дверь номера перед моим носом.
Глава 15
Опустошение.
Это слово, сказанное с любой интонацией или без неё, не передаёт этого ощущения. Его могут прочувствовать люди, пережившие клиническую депрессию и сумевшие из неё выбраться. У тела невероятная тяжесть, даже руки поднять невозможно. Внутри — никаких проблесков оптимизма, смыслов и желаний.
Но у меня было одно — вернуть сына — и только оно меня вытаскивало, держало за волосы над уровнем воды, не давая утонуть, захлебнуться в отчаянии и безысходности. Быть в полной зависимости от человека, с которым нет возможностей побороться — это страшно, очень страшно.
Я почти не спала всю ночь, осознавая неотвратимость завтрашнего события. Я всё равно пойду к нему, какой бы ненавистью ни переполнялась, какую бы гордую из себя ни хотела корчить. Моя жизнь — это Сашенька, а он в руках Набиля. Значит, и я вся в его руках.
Но недаром говорят, что утро вечера мудренее. Открыв веки и увидев, что на улице светит солнце, я села в кровати, как робот. Мысли прояснялись, словно трезвость возвращалась после дикой пьянки. Материнство заговорило во мне сильнее всего остального: мне нужно было получить своего ребёнка, и ничто, кроме этого, не имело значения. Набиль хочет получить моё тело? Насладиться мною? Пожалуйста. Плевать. На одну ночь я постараюсь стать самой развязной шлюхой, какую он даже во снах не видел.
Я стала готовиться к вечеру. Попросила у соседки по комнате косметику, потом поспрашивала у женщин, не найдётся ли у кого красивого сексуального платья? У одной нашлось, но оно было мне немного велико.
— Если хочешь — ушей, я его всё равно больше не ношу, не влезаю, — разрешила она.
Поблагодарив, я взялсь за иголку с ниткой, чтобы посадить наряд по себе и выглядеть так, как я выглядела в Париже, когда познакомилась с Набилем: стройной, молодой, лёгкой блондинкой, завораживающей мужские взгляды. Под это платье не требовался лифчик, а одни симпатичные кружевные трусики у