— Ну, дай, я прошу, — умоляю её.
Вита со вздохом тянет кассету. Ковыряет бардак в бардачке. Пока она что-то бурчит себе под нос, я ставлю находку в кассетоприёмник. Включаю. И первый же трек проникает под кожу:
— Я тебя искал повсюду, Ты пришла ко мне из сна. Я не мог поверить чуду, Но в душе моей весна. Я тобою очарован, Светлый ангел неземной. Я любовью околдован, С той поры, как ты со мной... Губы я алые целую, локоны белые, как лен. Как я давно искал такую, Как я давно в тебя влюблен... Я собираюсь подпеть, но ловлю на себе осуждающий взгляд Виталины.
— Чудненько! Светлый ангел неземной, — повторяет она слова куплета, — Хоть бы постеснялся. Мы пока что женаты, Шумилов!
— А… в смысле? — хмурюсь в ответ. Мне даже в голову не приходит, что именно так взбесило её.
— Локоны белые, как лён? Ты серьёзно? — усмехается Вита. Но дрожь в её голосе заставляет понять.
Белые волосы… Мила? Она думает, эта песня про Милу? Вот такие в её голове ассоциации.
Я нажимаю промотку:
— Виталь, ты чего? Это бред! Это ж песня из прошлого, — пытаюсь себя оправдать, пока кассета жужжит.
— Из далёкого прошлого? В каком там году вы в первый раз переспали? — произносит она, отвернувшись к окну.
Я скорее включаю другую. Не знаю, изменит она что-нибудь, или нет:
— Я не прошу судьбу вернуть тебя ко мне. Я знаю, счастье не приходит дважды. Плыву по ветру, но река моя в огне. А я всего лишь парусник бумажный, — поёт Кузьмин. И теперь самому мне становится больно.
— В поту холодном просыпаюсь, боль в груди. Мне не даёт забыть прощальные объятья. Последний крик любви, последнее "прости". И тело нежное твоё под летним платьем, — продолжает он петь. А я вспоминаю Виталино тело, под тонким летним платьицем. Хотя она платьев не любит. Но иногда надевает их, когда я попрошу! В театр там, или в кино. В ресторан ходим редко, обычно по праздникам. Но уж если она нарядится, то я просто жажду скорее раздеть… — Я не забуду тебя никогда! Твою любовь, твою печаль, улыбки, слёзы. А за окном всё так же стонут провода. И поезд мчит меня в сибирские морозы…, - проникновенный, с хрипотцой голос Кузьмина, всегда впечатлял Виталину. Она подпевала. А нынче сидит, лбом прилипла к стеклу.
Выключаю кассету. В тишине слышу всхлип.
— Вит, Виталь? — я тянусь к ней.
— Не трогай меня! — вздрогнув, едва мои пальцы касаются, она жмётся подальше, к двери.
Я блокирую дверь кнопкой, что на руле. Чтобы она не дай Бог не открыла случайно.
— Виталь, ну чего ты? — пытаюсь найти подходящее слово. Начнёшь утешать, будет хуже! Остановишься, чтобы обнять, убежит.
— Ничего, — вытирает она свои щёки. И голос такой… Что моё сердце сейчас разорвётся, не выдержит! Я ведь и сам бы заплакал сейчас. Если бы мог. Раньше плакал, а с возрастом как-то не получается. Да и не было поводов, кстати. Засох мой слезливый ручей.
— Рыжик, прости, — говорю.
Но Виталина, как будто именно эта фраза её отрезвила, выпрямляется, делает вдох:
— Никогда больше так не зови меня, понял, Шумилов?
— Вит…, - я с жаром пытаюсь перечить.
Но Вита меня прерывает:
— Всё! Хватит! Дай мне наушники, я буду слушать аудиокнигу.
Я открываю свой подлокотник, что оборудован между сиденьями. Там и зарядка, и наушники. Одного только чёрта там нет! Вита, достав проводные, втыкает в смартфон. И, устроившись на сидении поудобнее, закрывает глаза.
«Интересно, а что она слушает?», — думаю я. Раньше бы я уточнил. А сейчас не рискну.
Всю дорогу назад я намеренно еду помедленнее. Мне кажется, Вита уснула. Но в какой-то момент вынимает наушник. Обратив ко мне взгляд, произносит:
— В ближайшем кафе остановишь? Или на заправке.
— Проголодалась? — говорю я с надеждой.
— Я пи́сать хочу! — отрезает она.
— Тоже дело, — решаю одобрить, — Может, возьмём кофеёк, посидим? — предлагаю, — Там, по пути, не доезжая до города, есть небольшая кафешка. Помнишь, как раньше мы там останавливались?
— Я сильно хочу, давай здесь! — тянет шею. Машин вокруг мало. Посадка довольно густая.
— Ну, может, потерпишь? Недолго осталось, — отвечаю с досадой.
— Нет, не потерплю! — не терпящим возражений тоном, бросает она.
Мне приходится сделать «пит-стоп» посредине дороги. Сам тоже решаю отлить. И спускаюсь к кустам.
Вита, открыв обе дверцы, приседает между ними. Снимает штаны. Краем глаза мне видно её белую попку, что светится, словно фонарь. Хотя бы меня не стыдится, уже хорошо! Но ведь сделала это специально? Ведь теперь мне придётся проехать мимо кафешки. Единственный повод остановиться там — это кофе. Которого Вита, увы, не захочет. Ну, что ж…
На въезде в город я вижу киоск. «Мастерская цветов», — гласит надпись.
— Подожди! — говорю.
И не дав ей возможности возразить, выбегаю наружу. Выбор здесь невелик! Но любимые Виткой большие ромашки стоят, ждут, пока их кто-нибудь купит. Я беру сразу все.
Продавщица кивает и с радостью мне говорит:
— Упаковка за счёт заведения. И открыточку можете прикрепить.
Я смотрю на открытку. Взяв ручку, пишу: «Любимая, прости меня!».
— Как называются эти цветы? — решаю спросить напоследок.
Женщина мне улыбается:
— Это герберы!
— Спасибо, — киваю в ответ. Выхожу.
Преднамеренно вынул ключи из машины. Думал, вдруг Вита решит разыграть, и уедет на ней? И оставит меня одного на окраине города. Мол, выбирайся, как хочешь! Но она разыграла меня куда лучше. Ушла.
Я сжимаю букет разноцветных гербер и стою у машины. В ней пусто. Как и во мне. Сердце почти не стучит. Я кладу его рядом с собой, на пустое сидение. Завожусь. И охота рыдать. Только слёз, к сожалению, нет. Как нет и желания двигаться дальше.
Глава 7. Вита
Свой побег я отложила на утро. Выходной день обычно подразумевает, что Шумилов проспит до обеда. В рабочие дни он невольно встаёт спозаранку. А в воскресенье, как минимум до одиннадцати утра у меня будет время, чтобы спокойно уйти.
Чемоданы стоят в нашей спальне, у двери. Я взяла то, что нужно сейчас! За остальным приду позже. Нужно немного привыкнуть к той мысли, что я теперь сама по себе. Испытательный срок до возвращения Тоши даёт мне возможность придумать, как рассказать ему всё. Для сына, конечно же, будет ударом, что его родители решили развестись. Но иначе нельзя! Жить под одной крышей с предателем, я не хочу и не буду…
Лишь только подняв голову от подушки, я понимаю, мой план провалился. Уйти