— И что? — напряжённо жую.
— Ничего, — отрицательно машет Сипович, — Так и осталось всё это лежать в шкафу, не надетое мною. Куда там? Ведь я ж была полненькой, помнишь? А похудела уже перед родами. Правда, потом потолстела опять…
— Ну, сейчас-то ты вон какая! Небось, мужики увиваются? — пытаюсь её ободрить. А точнее, стряхнуть с себя тень виноватости. В школе мы с Милкой изображали из себя феминисток. Парням доставалось от нас! И не только парням. Только Костик сумел максимально приблизиться к нам. Наверно, он и был «нашим третьим»…
Катерина кивает, берёт свой компот.
— Увиваются, знаешь, — произносит с печалью, — Вот только я внешне изменилась. А внутренне та же осталась! И комплексы те же. Как говорит мой психолог, я не верю, что кто-то способен меня полюбить. А потому, даже если полюбит, то отвергаю его.
— У тебя есть психолог? — я тоже доела, и пододвигаю к себе стаканчик с компотиком.
— Да! — отзывается Катя, — Я с нею давно! Она лечила меня ещё в юности, от булимии.
— Это..., - задумчиво хмурюсь.
— Одно из расстройств пищевого поведения. Когда ты ешь, как не в себя! А потом всё это, — она замедляется, — Не к столу будет сказано, отправляешь в унитаз.
— Ого, — выдыхаю, — Наверное, жутко?
— В институте я весила сорок два килограмма, — болезненно хмыкает Катя, — Вот до чего довела себя!
— Невероятно! — качнув головой, ощущаю, как сильно мне хочется сблизиться с ней и узнать обо всех её тайнах. Свои по сравнению кажутся мелочью. Мой вес не менялся лет двадцать, наверное. Не считая живота, который вы́носил дважды.
— Да, было гадкое время, — вздыхает она, — Но бесследно оно не прошло. Ты меня голой не видела. По всему телу растяжки! Я и на пляже стараюсь в закрытом купальнике быть. Кстати, о купальниках! — вдруг оживляется Катя.
Вот эта способность менять настроение, в который уж раз поражает меня. Я не умею так быстро! И потому торможу.
— Как ты относишься к плаванию?
На этот вопрос я даю однозначный ответ:
— Хорошо.
— Это супер! — смеётся она, — В бассейне, куда я хожу, сейчас акция. Приведи друга и получи скидку! И другу, в том числе скидка будет. Ты как?
Я киваю:
— Не против.
— Ну, класс! Всё, идём! В эту пятницу будет нормально? Или лучше в четверг?
Я представляю себе календарь, вижу дату. Она даже в мыслях помечена красным! Годовщина свадьбы родителей Кости. Что делать? Не ехать? А он приглашал? А разве мне нужно его приглашение? Но это, в любом случае, будет в субботу. А значит, что в пятницу я абсолютно свободна. Бассейн? Почему бы и нет?
— Оба дня, на твоё усмотрение, — пожимаю плечами.
— Ну, всё! Тогда меряй купальник. Там, кстати, есть сауна. Очень хорошая. С такой, знаешь, бочкой, откуда можно плескать на каменку воду. Приятненько так! Сидишь, дышишь влажным воздухом. Выходишь после, как заново рождённый!
— Ты так красиво рассказываешь! Хоть сегодня беги! — улыбаюсь.
— Не, сегодня, увы, не могу, — произносит она извинительным тоном, — День рождения бывшего мужа!
— Это первого что ли? — говорю, вскинув брови.
— Ага! — отвечает она.
— Так вы с ним общаетесь? — я удивлённо пытаюсь представить себе нас с Шумиловым, порознь. Интересно, а мы с ним тоже будем общаться, поздравлять друг друга с днями рождения? Наверно, такое возможно, когда между вами уже не осталось тех чувств, которые и привели к разводу. Ничего не осталось. Лишь общие дети. И память на фото, в альбоме «Семья».
— Да, мы нормально общаемся. Он уже снова женился, ещё раз развёлся. И я развелась. В общем, счёт пока равный! — смеётся Сипович.
Возможно, и я, спустя много лет, буду вот также смеяться над нашим с Шумиловым браком.
Дома, поняв, что купальника нет, я решаю купить себе новый. Это проще, чем ехать к Шумилову «в гости», видеть его физиономию, слышать тяжёлые вздохи за дверью и думать о том, что сказать.
В бутике, что находится в центре, куда добираюсь пешком, выбираю зелёный. Цвет изумрудов мне очень к лицу. До сих пор! Правда, теперь я стесняюсь открытых купальников. Низ живота украшает «весёленький шрам». Как его называет Шумилов. Он по форме похож на улыбку. Когда-то меня разрезали, желая извлечь малыша. Тошка плохо лежал, его обвила пуповина. И я так молилась, пока мне кололи наркоз. А, проснувшись, увидела Костю. Он держал на руках плотный свёрток.
— Познакомься, Антон Константинович. Наш обожаемый сын, — показал мне Антошкину мордочку. А после прижался губами ко лбу, где на мне до сих пор была медицинская шапочка.
Глава 28. Костя
Мои связи пока ещё действуют. Благодаря им я нашёл Немова. В учёной среде его знают. Работал в издательстве, много лет редактировал чужие рукописи. Правил чужие романы, и ни одного из своих не издал! А есть ли они у него? В интернете нашёл только две небольшие книжонки. Не художественных. Скорее, поучительных! О том, «как писать книги».
Странное противоречие. Человек, не написавший ни единой книги, учит тому, как писать? Ну, видимо, он — теоретик. Такой же, как я. А ещё — критикан! Его «лестные отзывы» о чужих литературных трудах, словно стрелы Амура, пронзают насквозь. Если уж мне так обидно, то, каково же им, авторам этих творений?
К примеру:
«Нельзя не чувствовать, что автор хотел тут сказать что-то очень важное, вот только ошибся в выборе предметов, и в форме, и в способах их описания».
«До убожества ограничен диапазон творческих изысканий, сужен до масштабов одной комнаты, где, судя по слогу, томится несчастная Муза».
«Мелодраматическая дребедень, в духе старых французских романов, расточительство фраз, таких же пустых и надменных, как и канделябр, стоящий в прихожей советской хрущёвки. Зачем он там? Кто-то забыл, не иначе?»
В общем, тот ещё фрукт! А точнее, фрукт — это моя дочь. Причём, запретный! А он — просто гусеница-плодожорка. Вредитель. Которого нужно прогнать.
Назначил «свидание» там, где нас не увидят. Подальше от центра, от института, от дома. Думал, он удивится! Но, нет. Согласился безропотно. Со временем, с местом. Со всем.
Я восседаю на летней площадке. Занял крайний из столиков, тот, что в тени. Долго думал, пока ехал сюда, что скажу ему. Пытался представить себе Майку со взрослым мужчиной. Таким же, как я. Становилось так тошно! Омерзительно тошно. И разум блокировал все эти мысли. Замыливал сцены их близости с ним. Как в фильмах цензурой рисуют пятно, если курит герой.
Что скажу ему? Чем пригрожу? Тем, что добьюсь исключения? Я и сам