Теперь я лежу у него на груди, слышу, как бьётся любимое сердце.
— Так значит, твоей первой женщиной стала Тоня Зарецкая? — интересуюсь, подняв на него интригующий взгляд.
Шумилов вздыхает:
— Ну, вроде того.
— Вроде? — играю бровями, — И… долго вы с ней?
— Ну, зачем тебе знать? — кривит он губы.
— Значит, долго, — решаю, веду пальцем вниз до густых завитков у него между ног.
— Это было ещё до тебя. До женитьбы, — он весь напрягается, стоит руке угодить не туда…
— Да я ничего! Просто…, - решаю прервать эту ласку, ложусь на постели, — Зачем ты мне врал? Почему не признался?
Шумилов лежит неподвижно:
— Не знаю. Стеснялся, наверное? Думал, решишь, что я — извращенец какой-нибудь.
Я смеюсь:
— А ты — разве нет?
— Есть немного, — бросает с небрежностью гуру любовных утех.
— Ну, допустим, — ложусь на бочок, — А что за студентка по имени Света, с которой ты не спал? — частицу «не» акцентирую голосом. В последнем письме он её выделил жирным.
— А! — оживляется он, — Да это… Уже не имеет значения.
— Шумилов! А-ну, признавайся? — толкаю его, — Ведь мы обещали друг другу не врать.
Мы действительно с ним обещали не врать. Не таиться! Ведь именно это и стало причиной всех наших проблем.
— Ну, в общем…, - решается Костя, — Она написала заяву. Виталь! Я вообще не касался её. Даже взглядом. Она отчего-то решила, что любит меня.
— Да ты что? — я сажусь на постели. Тревога в душе норовит затопить.
— Сперва это было прикольненько даже, — Шумилов, нахмурившись, смотрит наверх, в потолок, — Она мне записки писала, оставляла их между страниц курсовых. А потом… Накатала заяву, что я домогался её.
— О, Боже! Шумилов! — прижимаю ладони к груди, — Почему ты молчал?
Костя хмыкает. Взгляд застывает на мне:
— Ну, когда это случилось, ты как раз… Вы с Никитой…, - он делает выдох, — Короче, случилось всё сразу. И я не успел!
— И что же теперь? — боязливо шепчу.
— Ничего, — пожимает плечами, — Меня уже оправдали. Светлана забрала своё заявление. Вот только вчера я был у Инесски! С сентября возвращаюсь к работе.
Я снова ложусь на постель. Опадаю, как снег с козырька. И лежу, прижимаясь спиной к его телу.
— Фуф! Хорошо. А то я испугалась.
— Я же сказал, всё нормально, — придвинувшись, Костя меня обнимает, целует в плечо.
— Ну, допустим, — опять возвращаюсь к «раздаче слонов», — А как давно это длится? Записочки, знаки внимания. Почему я узнаю об этом только сейчас?
— Ну, Виталь! — убирает он руку, — Я не думал, что для тебя это важно. И вообще! Ты бы решила ещё, что я и вправду её домогался.
— Я бы решила так? — хмурю я брови. А интересно, решила бы я, или нет? Ведь сколько раз думала нечто подобное. Не зная того, упрекала Шумилова в том, что он учит студенток… науке любви.
— Ну, а что? Разве нет? — говорит он, прочтя мои мысли.
— А ты домогался? — решаю спросить.
— Ну, вот! — опрокинувшись на спину, цедит Шумилов, — Говорю же!
— Скажи, домогался? — стою на своём, — Ты смотрел на неё? Комплименты ей делал?
Я опять поднимаюсь, впиваюсь в Шумилова взглядом.
— Ну, Виталь…, - стонет Костя.
— Скажи!
— Я не знаю, — вздыхает, — Ну, может быть, пару раз посмотрел. Никаких комплиментов. Только хвалил по учёбе и всё. Ну, она действительно преуспевает!
— Шумилов! Ну, ты обормот! — я толкаю его.
— Виталин, я не трогал её, даже в мыслях не трогал, — принимается Костя меня убеждать.
— Да я верю тебе, — говорю.
Это так. Я действительно верю ему. Словно сейчас, в этот миг, в этой комнате, ложь не звучит. И каждый из нас, как открытая книга…
— Хорошо! Теперь твой черёд признаваться, — приподнявшись на локте, Шумилов кладёт свою тёплую руку ко мне на бедро, — Колись, целовалась с Никитой?
— Ой, Кось! — поднимаю глаза к потолку. Так и знала, что тема коснётся Никиты. Невозможно его обойти!
— Нет, скажи! — напирает Шумилов, как и я, ещё пару мгновений назад.
— Ну, допустим. И что? — признаюсь.
— Хорошо, — его ладонь у меня на бедре оживает и движется выше, туда, где он только что был…, - А ты перед ним раздевалась?
— О, боже! Шумилов! — кричу.
Он, подмяв под себя, произносит:
— В глаза мне смотри, вероломная женщина! А мне так смешно. Аж до колик в желудке! Или… это те самые бабочки, о которых писали в любовных романах?
— Отстань, — извиваюсь под ним, — Прекрати!
Костя страстно щекочет. Прижимается ртом и рычит в мою шею:
— Я сейчас покажу тебе, как с мужем шутить…
Спустя пару мгновений лежим. Оба выдохлись.
— Кось, я решила… Если ты не захочешь, ну, чтобы Майка узнала всю правду. Я ей ничего не скажу. И Никита не скажет, я знаю! Он, правда, не скажет. Я попрошу, и он будет молчать.
Шумилов в ответ усмехается:
— А Никитушка делает всё, что ты просишь?
— Шумилов…, - вздыхаю.
— Всё-все! — поднимает ладони, — Ну, кто я такой, чтобы это решать?
Я смотрю на него:
— Ты — отец.
— По факту не я, — произносит с досадой.
— Ты, Кость, только ты! — приникаю к нему. И опять кладу голову Косте на грудь. Она тёплая, твёрдая и шерстяная.
— Ну, тогда, — говорит он, и голос его резонирует где-то внутри, — Я даю своё отцовское согласие.
— Правда? — поднимаю я голову, — Ты этого хочешь?
— Не хочу, — усмехается он, — Но… Не имею права лишать её этого.
— Кось, ты святой! — обнимаю его.
Шумилов кивает:
— Сейчас не об этом!
Я утыкаюсь лицом в волосатую мужнину грудь. Чувствую руки скользящие вверх, по спине. Он сжимает в объятиях, дышит в висок. И крепчает в том месте, где бёдра мои ощущают тепло…
В самый разгар наших ласк у Шумилова вдруг оживает смартфон.
— Не обращаем внимания, — шепчет он жарко, рукой доставая до самых глубин…
Но телефон звонит снова. Уже у меня!
— Кось, надо глянуть, кто там, — говорю я с досадой.
Шумилов мучительно стонет. Откинувшись на спину, смотрит, как я поднимаюсь с постели. Иду за смартфоном, который на кухне. Заодно беру Костин. Он оставил его на комоде в прихожей. Ну, где же ещё?
— Аллё? — говорю. Это Тоша. И чего он проснулся так рано? Сегодня его забирать. Ближе к вечеру. Видимо, в лагере утренний слёт?
— Мам, пап, а вы где? — удивляется сын.
Я застываю в проёме:
— Как? Мы… А…