— Лука! Это ты⁈ — что есть мочи крикнул граф. Его голос гулким лесом отразился в тишине леса.
Силуэт медленно приближается, и граф Дамиров, наконец, различает его черты…
Раздвигая ветки руками, из огромных размашистых кустов вышел Лука. Лицо его было бледным, глаза широко раскрыты, и в их глубине застыл неприкрытый ужас. Он перевел взгляд с графа Дамирова на своего лежащего на траве истекающего кровью хозяина. Страх, ледяной и парализующий, сковал его тело, превратив в безвольную марионетку. Он стоял, словно прикованный к месту, не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд от того, кто давече угрожал его собственной жизни.
— Что ты наделал⁈ — набрасывается не него граф.
— Я… я не стрелял… я пришел, как только услышал выстрел, — произнес Лука, его голос дрожал, как осиновый лист на ветру.
— Ты не стрелял⁈ — Дамиров не может сдержать возмущение. — Думаешь я поверю в этот детский лепет⁈ Кто тогда стрелял, если не ты! Мы были здесь втроем. Он мёртв, а ты стоишь тут, как истукан! Хочешь сказать, это я убил графа⁈ Признайся Лука! Признание облегчает вину…
Лука отступает назад, словно от удара плетью, его глаза полны страха и смятения.
— Это не я, господин хороший! Вот вам крест!
Лука несколько раз крестит свое белое как простыня лицо.
— Так я тебе и поверил! Я — прокурор империи. Да я таких, как ты, как семечки разгрызаю и в тюрьму сажаю. Готовь сухари, — произнес Дамиров тоном не терпящем возражений.
Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Луку с таким презрением, что тот сжался в комочек.
— Но это правда не я! — воскликнул Лука, его голос был полон отчаяния.
Внезапно Лука бросился на колени и пополз к своему барину, не в силах сдержать слез. И достигнув цели, он приложил голову к его широкой охладевшей груди. Лука искренне надеялся уловить хоть какой-то призрак дыхания графа. Но не услышав абсолютно ничего, Лука, трясущимися руками приоткрыл веки графа Орлова, заглядывая в его зрачки в поисках признака жизни.
— Пожалуйста, барин, не покидайте меня… Я пропаду без вас, и вся семья моя сгинет, — шептал Лука, как заклинание.
Он охватил запястье графа, стараясь почувствовать пульсацию жизни. Все это напоминало со стороны движения человека, разбирающегося в медицине, но то же время обезумевшего от горя.
Граф Дамиров был не в силах отвести взгляд от этой жалкой картины. Он ощущал, как внутри него разгораются неведомые до толи сомнения. Он перевидал миллион преступлений, знал все виды виктимного поведения, но ни один убийца не вел себя так, как Лука, в глазах которого не было ни злобы, ни страха быть пойманным. Была лишь искренняя тревога за жизнь хозяина, прям как у пса, который не смотря на постоянные избиения, все равно люто любит своего владельца и готов умереть от тоски на его могиле.
— Если ты не виновен, то почему ты так трясешься? — спрашивает граф Дамиров, пытаясь разгадать это странное поведение Луки. И тот тут же поднял на Александра Сергеевича полные скорби глаза от бездыханного тела.
— Я боюсь, что вы не поверите мне. Что вы подумаете, что это сделал я…
— Признайся, — начал нагнетать прокурор так, как умел он один. — Признайся и я, возможно, сохраню тебе жизнь, как сделал это, когда ты своим случайным выстрелом чуть не разнес голову моей старшей супруги. А теперь так же случайно прострелил голову графу. Не слишком ли много случайностей?
— Это был граф Орлов! Это он стрелял в вашу жену, — внезапно вырывается у Луки, до того, как он сам успевает это осознать.
Произнеся это, Лука пугается. В его глазах появляются слезы. Он сглатывает комок в горле.
— Я… я не хотел его выдавать… простите, просите меня хозяин, — вновь начал причитать он над мертвым телом.
Дамиров отводит взгляд от этого жалкого зрелища, его разум работает на пределе. Граф крепко сжимает кулаки, стараясь взять себя в руки.
Мёрд! В это не хочется верить, но слова этого
жалкого парнишки звучат искренне.
Ярость захлестывает графа, как волна бушующего моря. Неужели шурин реально хотел убить его старшую жену⁈ По просьбе младшей⁈
Это Настасья подговорила его пойти на преступление? Как ни крути, но это может быть правдой… Женщина часто готовы друг друга убить ради мужчин.
Но даже если и так, то что убило графа Орлова⁈ Если в лесу их только двое… Или здесь есть кто-то ещё?
Страх, холодный и липкий, впервые сжал сердце графа Дамирова ледяной рукой. До этого момента он был лишь охотником, уверенным в своей силе и меткости.
Смерть, конечно, витала где-то рядом, призрачной тенью скользя за каждым выстрелом. Но она была абстрактной, направленной вовне. Сейчас же смерть смотрела прямо на него, из пустых глаз Орлова, устремленных в бездонное небо.
Мысль о третьем присутствии, невидимом и смертельно опасном, пронзила сознание графа, словно острая раскаленная игла. Граф Дамиров резко обернулся, вглядываясь в густую чащу, ожидая увидеть там блеск звериных глаз или очертания притаившейся фигуры. Ветер прошелся по листве и волосам Дамирова, взъерошив его пышную шевелюру. Каждый звук сейчас казался графу зловещим, каждая тень — скрывающимся врагом. Рука инстинктивно легла на рукоять пистолета, но пальцы дрожали, не в силах сжать холодную сталь. Он, бесстрашный прокурор и прославленный охотник, впервые почувствовал себя дичью, загнанной в ловушку. Сердце пропустило удар от возникшего предчувствия неминуемой беды.
* * *
Агу! Я сплю с улыбкой на устах и слюной стекающей из полуоткрытого рта. Мне тепло и хорошо. На мгновение я чувствую себя невероятно счастливым, напрочь забывая о том, что со мной произошло. Мне снится чудесный сон — кровавое побоище, в котором я возглавляю свою армию против армии клана демонических отродьев. Это не те демоны высшего ранга, которых я защищаю в суде, а те — которые торгуют низменными желаниями, обменивая их на души глупых простолюдин, готовых отдать свое самое ценное за ящик водки или ночь с красоткой из телека. Моя армия разбивает этих чертяг в пух и прах, впрочем, как обычно это и бывает. И я на радостях отправляюсь в любимый паб — отпраздновать победу.
Ведь что главное в любой битве?
Правильно — хорошенько отдохнуть после нее и обмыть свой триумф.
«Нельзя обесценивать достижения», — как говорил великий философ Стетхем. «Иначе достижения обесценят тебя».
Бармен мгновенно меня узнает и расплывается в благодушной