— К восходу закончите?
— О, намного раньше! — потер гном ручки.
— Ну, значит, в моих услугах вы больше не нуждаетесь, — легко заметила я. Преувеличенно легко. Хоть на душе у меня кошки скребли. — А значит, я могу считать свою работу завершенной.
— Да, — хрипло выдавил принц через силу. — Очень жаль…
— Возница ведь отвезет меня? Он же остановится у этого дома?
— Даже если и не остановится, у тебя есть птица, — так же неохотно ответил принц. — Она донесет тебя домой. Ее-то совершенно точно нужно вернуть обратно.
— О! Действительно… А расколдовать ее как?
— Очень просто, — ответил принц. — Надо всего лишь выдернуть перо из ее зада.
И он порывисто вдруг взял меня за руки.
Сжал мои ладони в своих, костяных.
— Я не хочу, чтоб ты уезжала! — с отчаянием воскликнул он. — Ты же понимаешь, что это… все?
— Я могу возвращаться сюда каждый день, если ты захочешь, — слабо предложила я. — Навещать тебя и ходить в гости со штруделями… Я не оставлю тебя, слышишь?
Его горячность и отчаяние грели мне сердце.
И я все ждала, когда он скажет главные слова — да и сама готова была их сказать.
Но вместо этого он отчаянно замотал костяной головой.
Так, что шейные позвонки захрустели.
— Если б я был самым красивым и благородным молодым человеком в округе, — произнес он трагично, — да даже если б я был прежним, до колдовства, я тотчас бы предложил тебе руку и сердце! Но я шут гороховый; куча костей, оживленная на потеху зевакам! И не могу даже позволить себе мысли, что ты потратишь свою жизнь на то, чтоб быть со мной… с таким!
Ах, какое разочарование! Объяснений в любви не случилось!
Но умом-то я понимала — он прав.
Что за отношения такие, когда один — скелет?.. Даже если он самый славный парень в округе.
— Я обязательно буду приезжать в гости, — пообещала я.
Но он с тоской опустил голову.
— Ты разве не понимаешь, что возница тебя не пустит обратно? — тихо произнес он. — Да он и не поедет больше в сторону Монстрвилля. И не повезет тебя, как бы ты не просила. Да и в город вой больше не заедет. Магический договор Теофила уничтожен. Сам Теофил испарился. Уборка завершена; к утру дом будет чист. И на этом все.
— Но я хочу еще раз увидеться с тобой! — в отчаянии вскричала я. Сердце мое забилось сильно-сильно, и я чуть не разрыдалась от несправедливости этого мира. — Я хочу видеться с тобой так часто, как взбредет мне в голову! Я хочу навещать тебя и ночью прогуливаться по Монстрвиллю! Мы ведь так многого не увидели, и так много мест не посетили! Да хоть бы и пирожки гномихе стряпать, но вместе!
— Это невозможно, — ответил принц хрипло. — Это нельзя. Если ты останешься здесь, возница будет в ярости. И кто знает, куда он завезет тебя в наказание. А он обязательно увезет… Силой. Это очень опасно. Я не могу этого допустить.
— Но выход быть должен! Я не верю, что все должно закончиться так! Это… несправедливо!
— Я не знаю такого выхода, — уныло ответил принц. — Попасть из одного мира в другой — это ведь чудо. А чудеса не свершаются, как какие-то будничные дела.
Меж тем часы на башне начали бить, и я вздрогнула от звука колокола.
— Пора, — произнес принц. — Я провожу тебя до повозки.
И мы пошли.
Несчастные, потерянные, и почти мертвые от горя.
Бобка шел, опустив голову, и подвывал.
Птица шлепала по октябрьской траве чуть живее и веселее нас. Она хотела домой и наделась, что для нее кошмар закончится.
И возница, остановивший повозку у дома принца, казалось, был ничуть не удивлен нашему появлению.
Он приоткрыл дверцу своего Экспресса для меня, а птице указал на крышу повозки, как будто всю жизнь только тем и занимался, что возил огромных толстожопых птиц.
— Прощай, — мертвым голосом произнес принц, и я порывисто обняла его. И поцеловала его костяную щеку.
— Я не забуду тебя никогда!
Возница недовольно хмыкнул, и мне пришлось спешно залезть в Экспресс.
Дверца за мной закрылась, и мы покатили прочь от моего любимого, самого дорогого дома на свете!
* * *
Рыдала и убивалась не я одна.
Анжелика тоже была заревана.
Тушь потекла, румяна тоже сползли с набеленных щечек. И девушка походила на оставленную под дождем старую, разрисованную фломастерами куклу.
— Довольна?! — прокричала она, утирая сопливый нос и некрасиво искривленные губы. — Добилась своего? Завершила уборку? На что я теперь жить буду-у-у-у?
И она завыла, подняв мокрую мордашку к потолку.
Да так громко и печально, что Бобка задрал лохматую морду и завыл с ней вместе.
А таракан вздрогнул и проснулся.
И выглянул посмотреть, что происходит.
Зато ее подруги были невероятно счастливы.
— Зато теперь можно не ездить на бесконечную уборку! — радостно воскликнула одна. — Контракт истек, слава богу!
— Пять лет ночами мыть полы — это чудовищно, — согласилась вторая. — Никуда не сходить, ничего не видеть… Можно, наконец-то, отоспаться и подумать о другой работе. Поинтереснее. И днем, а не ночами.
— Дуры! — вскричала Анжелика. — Чему радуетесь?! Нас теперь засудят!
И она нервно кинула в девиц скомканным письмом.
Кажется, это был судебный иск.
И писал его, разумеется, не принц.
Он же все время был со мной.
Значит, к этому приложил свою лапку Маркиз…
Но девиц это письмо не напугало.
— Не нас, а тебя, — небрежно заметила одна. Та самая, что мне подарила таракана. — Такие письма нам не приходили. Мы-то, конечно, собирали монетки и красивые камешки, но это было дозволено контрактом. А вот ты, дорогая, тащила все, что было плохо приколочено. И что хорошо приколочено — тоже. Так что отдуваться тебе придется одной.
Анжелика, услыхав это, снова взвыла, подняв вверх заплаканную мордашку.
— Ну почему именно я! Почему-у-у?! Придется мотаться на суд в этот проклятый Монстрвилль! — выла она.
— Я бы делала это с удовольствием, — заметила я грустно.
Девицы обернулись ко мне.
— Понравилось там? — недоверчиво спросили они.
Я лишь кивнула.
— Не знаете, как можно… ну, обмануть систему?
Они переглянулись.
Одна неуверенно пожала плечами.
— Только с возницей, — ответила она.
— Только по чрезвычайно важному делу, — ответила вторая.
— Один раз? — уточнила я.
Девицы снова переглянулись.
— Ах, — ответили они. — Если б ты смогла один раз проторить свою дорожку, то тогда второй раз не был бы для тебя проблемой! Но пойми — Монстрвилль не обмануть. Он не пустит тебя сам, если дело будет не важное. Ради какой-нибудь чепухи нет,