— Давай, миленький! — взмолилась я. — Мой, Тыкводжек-003!
Я направила избивающуюся гофрированную шею в сторону окон.
Толстый котенок вырвался из уютного кокона пыльных штор и с коротким мявом бросился вон, удирая от потока моющего средства.
Пылеглот взвыл, как издыхающий динозавр, и обблевал высокое узкое окно густой пеной. И стекла, и рамы, и подоконник.
С окна на пол закапала отменная черная грязь.
Я, сжимая гофрированную трубку обеими руками, пыхтя, медленно перебирала ногами, нажимая на педали.
Пылеглот трясся и гудел. Внутри огромной тыквы бурлило, ревело и чавкало.
Шторы на окнах потемнели от извергаемой воды, с них лило.
Пышная пена островками вырастала на ковре, застилающем холл.
В скором времени залито было абсолютно все.
А тыква здорово уменьшилась в размерах.
Теперь сидеть на ней было комфортно.
И даже управлять ею, кататься из угла в угол, поливая все вокруг.
— А засосать-то обратно все как? — проорала я, обращаясь к Бобу и укрощая беснующегося тыкво-динозавра.
Боб гавкнул и смело ринулся к брошенному на лестнице контракту.
Посмотрел на него и снова гавкнул
Я, разумеется, ничего не поняла, но на всякий случай нажала на обе педали одновременно, как тормозящий коня гусар.
И о, чудо!
Динозавр в последний раз плюнул пеной, загудел иначе, и принялся всасывать ее обратно.
Вместе с пылью, паутиной, грязью, опилками и кошачьим запахом.
Это была победа!
Уверенно подкатила я к окнам и решительно присосала шланг к оконной раме.
Тыкводжек-003 взвыл, щетка приклеилась почти намертво.
Я, пыхтя и сопя, тянула ее со скрипом сверху вниз.
А она, в свою очередь, стягивала с рамы размокшую пыль, паутину, мушинные трупы и прочую грязь, оставляя рамы девственно-чистыми и белыми.
Несколько раз прошла я щеткой по стеклам.
Переминаясь, как кот на подушке, нажимая педали, я окатывала стекло мыльной водой.
А затем с толком, неторопливо, сдирала мутную пленку грязи, водя по стеклу щеткой.
В скором времени стекло заскрипело от чистоты и сделалось таким прозрачным, что казалось — его и вовсе в раме нет.
Отлично справился Тыкводжек и с мокрыми шторами.
Он с воем всасывался в темный бархат и выпивал из намокшей ткани всю мыльную воду, оставляя портьеры чуть влажными и намного более чистыми.
Пройдя по три раза каждую портьеру, сверху донизу, я вернула им их первоначальный, благородный бордовый цвет.
Тыква подо мной тряслась, сопела.
При нажатии четыре раза подряд на левую педаль Тыкводжек выбрасывал облако горячего пара.
— О, еще и функция отпаривателя! — умилилась я. — Какая прелесть! Не знаю, чем у блондинки пылеглот лучше, если мой просто огонь!
Горячим паром я прошлась по всем углам и щелям, по плинтусам, изгоняя оттуда всякую нечисть вроде пауков и тараканов.
Деревянные плинтуса тотчас перестали быть уныло-серыми. Они отмылись докрасна — оказались из лакированного красного дерева.
Тыкводжек-003 отлично присасывался к любой поверхности.
Плинтуса? Значит, плинтуса.
Плиточный пол?
Значит, пол.
Ковер?
Значит, ковер!
Пол отмылся хорошо.
Он был выложен крупной белой мраморной плиткой, и мыть его было одно удовольствие.
Он еще и заблестел, когда тыква высосала с него всю пыль и грязь, отпарила швы от плесени, оставив его практически сухим.
Я влезла в каждый уголок, промыла и просушила каждую щелочку, каждый плинтус, каждую плиточку на полу.
А вот ковер так просто не поддавался.
Он лежал посередине холла, огромный и грязный. Я, конечно, пропылесосила его со вех сторон, свернув и снова развернув, но чище от этого он стал ненамного.
Когда-то, вероятно, он был красный, пушистый, с красивыми узорами.
Вещь, безусловно, дорогая и статусная.
Но ужасно запущенная. Создавалось впечатление, что на него опрокинули ведро золы и угля и втоптали все это в ворс.
Кое-как разобравшись с управлением Тыкводжеком, я долго и тщательно пылесосила ковер вдоль и поперек, высасывая из его роскошного ворса мусор и грязь.
Намочила краешек ковра хорошенько, так, что с него полилось.
Нужно было узнать, не потекут ли краски? Не полиняет ли ковер, не покрасит ли пол и все окружающее?
Но он не полинял.
Краски оказались стойкие, ковер — отличного качества.
— Как же можно было так испачкать такую отличную вещь, — пробормотала я.
Затем мне пришлось с тыквы слезть и немного подкачать ее — дело обещало быть долгим, воды и мыла могло не хватить.
— Ковер шерстяной, — деловито определила я, поколупав ворс. — Как бы не попортить его. Горячим паром, значит, нельзя. Как тут регулируется температура воды, интересно?
Пришлось снова вернуться к изучению контракта.
Оказалось, нужно выдернуть педали, поменять их местами и снова подкачать, пока в тыкве не забурлит вода нужной температуры. Чуть больше тридцати, полагаю.
Когда Тыкводжек снова разбух до размеров слоненка, я опять на него влезла и решительно ухватила шланг в руки.
— А ну, Боб, отойти! — скомандовала я.
И Бобби послушно запрыгнул на лестницу, повыше, поближе к котам, с интересом наблюдающими за моими действиями.
Тыкводжек исторг на ковер водопад пены и прохладной воды, и тут же всосал ее обратно, оставляя кусочек ковра идеально чистым.
Такого алого насыщенного цвета еще поискать!
Педалями регулируя температуру воды, количество пены, я поливала раз за разом ковер и затем высушивала его практически досуха.
Это повторялось снова и снова.
Я каталась по ковру на тыкве.
Тыкводжек-003 с воем всасывал грязь, а ковер становился все чище, все ярче, и все краснее.
И в скором времени я была мокра, как мышь под метлой.
А холл, окна, подоконники, пол и ковер сияли чистотой, надраенные до блеска.
Тыква моя сдулась до обычного размера и еле пофыркивала, когда я ее отключила.
Присела на ступеньку лестницы, переводя дух.
Бобка, решив, что уже можно, спрыгнул с лестницы на распушившийся и вычищенный ковер и сделал по нему несколько кругов, принюхиваясь и оценивая мою уборку на свежесть.
Огромный черный котище, мелко подрагивая хвостом, важно и неторопливо прошел поближе ко мне, уселся и прищурил оранжевые глаза.
— Ну, предположим, пол и ковер ты отмыла, — сказал он вдруг. — А с привидениями на ковре что делать будешь?
* * *
Запись 5. Как вывести привидение с ковра
Не помню, как упала в обморок.
Но когда пришла в себя, первое, что я увидела — это физиономии котов, с интересом заглядывающие мне в лицо.
Однако, Наташа, вставай… Мы там все уронили.
Черный котище сидел на прежнем месте и все так же щурил янтарно-оранжевые глаза.
— Нет, серьезно, — насмешливо произнес он. — Ты делаешь уборку тыквой, раздуваешь ее, нажимая на педали, и все еще считаешь, что это