Внутри все сжалось в комок. Очередной удар.
— Одну минуту, Светлана Петровна, — автоматически ответила я и попыталась переключить линию на внутренний номер Егора.
Трубка загудела пустотой. Долгие гудки. Он не отвечал. Возможно, был на другой линии. Возможно, просто не хотел снимать трубку, видя внутренний номер.
Я перевела звонок обратно.
— Светлана Петровна, к сожалению, Егор Александрович не отвечает. Возможно, он занят. Передать ему что-то от вас?
— Что значит, не отвечает?! — ее голос взвизгнул. — Это ты специально не соединяешь! Я знаю! Соедини меня сию же секунду, а то я сама приеду и устрою такой скандал, что тебя вынесут из этого офиса вперед ногами!
Я закрыла глаза, чувствуя, как накатывает волна бессильной ярости. С одной стороны — ядовитая змея Тамара Павловна, доложившая бог знает что. С другой — истеричка, грозящая скандалом. А между ними — он. Молчащий. Не отвечающий. Решающий мою судьбу за закрытой дверью.
— Светлана Петровна, — сказала я, заставляя свой голос быть ровным и металлическим, — я физически не могу соединить вас, если абонент не поднимает трубку. Как только Егор Александрович освободится, я передам ему, что вы звонили.
Не дожидаясь ответа, я положила трубку. Руки снова предательски дрожали. Этот день не просто не собирался заканчиваться. Он собирался добить меня окончательно.
До конца дня Егор не подавал о себе ни единого знака. Дверь его кабинета была глухо закрыта, он не выходил, не звонил по внутренней связи, не отвечал на звонки. Даже телефонные переговоры, судя по всему, он игнорировал. Эта оглушительная тишина из-за его двери была страшнее любого крика.
Когда стрелки часов наконец приблизились к шести, я с облегчением, смешанным с новой порцией тревоги, начала собирать вещи. Набравшись смелости, я решила зайти и спросить, потребуется ли мне задержаться. Нужно было знать, чтобы в случае необходимости предупредить маму.
Я уже потянулась к ручке двери, как она сама резко распахнулась изнутри. На пороге стоял он. Бледный, подтянутый, как струна. Его глаза были темными и абсолютно пустыми.
— Меня завтра не будет в офисе. Отмени все встречи.
И вышел, не сказав больше ни слова.
Я медленно, на автомате, вернулась к своему столу, опустилась в кресло и потянулась к мышке. Монитор ожил, показывая его расписание на завтра. Десяток встреч, каждая — важная, каждая — тщательно выверенная и подготовленная мной.
Механически я начала рассылать письма и смс-уведомления. «Перенос по инициативе офиса». «В связи с внезапно изменившимися обстоятельствами». «Новая дата будет согласована дополнительно». Каждое нажатие кнопки «Отправить» отзывалось тихим щелчком внутри — щелчком обрывающейся ниточки. Моих надежд.
Я представляла, как завтра здесь будет тихо. Как я буду сидеть за своим столом в пустой приемной, зная, что он не придет. Как будут звонить телефоны, и я буду отвечать, что Егор Александрович недоступен. Как Тамара Павловна зайдет с очередной ядовитой улыбкой. Как Светлана Петровна позвонит с торжествующим «я же предупреждала».
Справившись с последним переносом, я закрыла все программы. В офисе было тихо и пусто. Я взяла сумку и вышла, гася свет.
На улице уже стемнело. Прохладный воздух обжег легкие, но не смог прогнать тяжелый камень в груди. Я шла домой, и его слова звучали в ушах навязчивой, безжалостной мантрой: «Меня завтра не будет».
Глава 17. Цунами
Алиса.
Четверг.
Утро началось с тягостного, давящего чувства неопределенности. Я пришла на работу ровно в девять, но каждый шаг по направлению к своему столу давался с трудом.
Его сегодня не будет. Это было все. Ни объяснений, ни указаний на случай форс-мажора. Только эта ледяная, отстраненная информация.
Несколько часов я провела в настоящих мучениях. Мое сердце разрывалось на части от догадок и страха. Что такого преподнесла ему Тамара Павловна? У нее в руках было явно какое-то досье. Он все узнал? Об Аленке. Об ипотеке. Она выставила меня расчетливой авантюристкой, которая пришла шантажировать его прошлым? Каждая мысль вгрызалась в сознание, как раскаленная игла.
Минуты тянулись бесконечно долго. Мои мысли метались меж двух огней: с одной стороны, леденящий душу страх, что Тамара Павловна ему что-то нашептала и теперь он просто избавляется от меня, не желая даже видеть. С другой — тлеющий уголек надежды, что может быть его отсутствие не связано со мной.
Я мысленно уже прощалась с этим местом, готовилась к официальному письму об увольнении.
Пытаясь работать, я просматривала документы, отвечала на письма, но пальцы не слушались, а взгляд постоянно уплывал к этой непроницаемой двери. Что происходило за этой дверью все те часы после визита Тамары Павловны?
Сейчас кабинет был пуст. Дверь закрыта, свет выключен. Тишина в приемной была звенящей, нарушаемая лишь шуршанием бумаг в моих руках и бешеным стуком моего собственного сердца.
Я представляла, где он может быть. На важных переговорах? У врача? Или просто решил не появляться, чтобы дать мне время осознать свое «место» и уйти самостоятельно? Эта неизвестность съедала изнутри.
Когда нервы были уже на пределе, тишину приемной разорвало неожиданное появление Егора.
Сердце упало куда-то в пятки, а затем заколотилось с бешеной силой.
Он вошел быстрым, энергичным шагом, словно не отсутствовал полдня, а просто вышел на пятиминутный кофе-брейк. На нем был не привычный деловой костюм, а чёрный строгий вельветовый пиджак и тёмно-синие джинсы.
Он прошел мимо моего стола, не глядя на меня.
— Зайди, — отрезал он сухо и холодно, не удостоив меня приветствием, и вошел в кабинет, не дожидаясь моей реакции.
Приказ прозвучал как хлопок бича. У меня было чувство, что мимо промчалось цунами, и тяжелая, ледяная волна накрыла меня с головой, пригвоздив к стулу. Ноги стали ватными. Несколько часов мучительного ожидания, и вот он — вердикт. «Что теперь? Огласит приговор?» Я не могла пошевелиться.
Однако Егор ждать не любит. Я заставила себя подняться, сделать шаг, потом другой, переступила порог его кабинета, чувствуя себя осужденной, идущей на эшафот.
Он стоял у окна, спиной к городу, и смотрел на меня. Не читаемый. Не пробиваемый. Совершенно отстраненный.
— Ты ничего не забыла? — спросил он сухо, без предисловий.
В моей голове пронеслись обрывки панических мыслей: «Что? О чем он? Кофе? Отчет? Снова какая-то шарада? Господи, как же я устала ломать голову, устала расшифровывать каждый его взгляд, каждое слово! Неужели нельзя просто говорить прямо?»
— Что вы имеете в виду, Егор Александрович? — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.
— Садись, — приказал он, не отвечая на вопрос.
Я на дрожащих ногах подошла к столу, отодвинула стул и присела на