— Денис... — успела я выдохнуть, сама не зная, что хотела сказать. Его имя сорвалось с губ само, как стон, как просьба не останавливаться.
— Что? — пробормотал он в ответ, низко, хрипло, и его губы переместились на мою шею, оставляя на коже горячие следы. Вся вселенная сейчас сузилась до размеров этого купе, до стука колёс, слившегося с бешеным стуком наших сердец. Все правила, все «никогда больше», вся гордость — всё это рассыпалось в прах под натиском внезапной, всепоглощающей бури.
Мы торопились. Торопились раздеться, дотронуться друг до друга. Он стянул с меня джинсы, я суетливо пыталась расстегнуть его ремень. Но он никак не поддавался. Денис снял его сам. Его руки скользили по моей коже, будто за последние пять лет ничего не изменилось. Его большие, тёплые ладони обхватили мои бёдра, медленно поднимаясь вверх, к талии, к рёбрам. Каждое прикосновение было будто удар тока — болезненное и сладкое одновременно.
Он не торопился. Казалось, он заново изучал меня, читал мою кожу как книгу. Его губы коснулись ключицы, и я невольно выгнулась, чувствуя, как по всему телу побежали мурашки. В воздухе пахло им — его кожей, его потом, парфюмом, который я когда-то покупала. Он до сих пор им пользовался.
— Денис... — снова вырвалось у меня.
Он что-то прошептал в ответ, но звук потерялся где-то между моей грудью и его губами. Потом он поднялся выше, его лицо оказалось прямо над моим. В полумраке купе я видела только его глаза — тёмные, почти чёрные, которые сейчас лихорадочно блестели.
Денис сорвал мои трусики и вошёл в меня. Не сразу, а медленно, давая телу привыкнуть. Было немного больно. Во время родов были разрывы, которые зашивали, и сейчас я, будто снова лишалась девственности.
Я вскрикнула и впилась ногтями ему в спину. Но вместе с болью пришло и другое чувство — странное, щемящее облегчение. Та пустота, что сидела во мне все эти годы, та ноющая дыра, которую я пыталась заполнить работой, заботой о маме и Кате — вдруг исчезла. Она заполнилась им. Всё его существо, вся его сила — всё это было теперь внутри меня. Из моей груди вырвался тихий, сдавленный стон — смесь боли и того самого облегчения, которого я так долго ждала, сама того не зная. Когда прикладывают лёд на обожжённое место, испытываешь облегчение.
Он замер на секунду, давая мне привыкнуть, его дыхание было горячим у моего уха. — Всё нормально? — прошептал он.
Я не смогла ответить словами, только кивнула, притягивая его ближе. Это было моё разрешение. Моё «да».
И тогда он начал двигаться. Сначала медленно, нежно, будто боялся сделать больно. Но с каждым движением его ритм ускорялся, становился жёстче, требовательнее. Это не была нежность влюблённых. Это была ярость. Ярость за все потерянные годы, за все несказанные слова, за всю боль, что мы причинили друг другу. Он входил в меня с силой, размашисто, а я отвечала ему тем же, поднимая бёдра навстречу, впиваясь в него, пытаясь вобрать в себя всего.
Мы не целовались. Мы дышали друг в друга — тяжело, прерывисто. Его лоб был мокрым от пота, он капал мне на лицо. Звуки, которые мы издавали, были низкими, хриплыми — стоны, рычание, прерывистые вздохи. Никаких слов. Только тела, говорящие на языке, который был старше всех наших обид.
Я не помнила, кто я. Забыла причину, почему мы развелись. Всё это исчезло. Осталось только тело, которое помнило его. Кожа, которая узнавала его прикосновения. И та дикая, животная радость от того, что мы снова вместе, даже если это ненадолго, даже если завтра нам снова придётся стать чужими.
Он вошёл последний раз, и волна удовольствия накатила с новой силой. Я закричала, уже не сдерживаясь, и почувствовала, как его тело напряглось в ответ. Его пальцы с силой сжали мои бёдра, но я не почувствовала боли, мне было всё равно. Я хотела, чтобы он оставил на мне следы. Чтобы завтра, когда всё это закончится, у меня было доказательство — да, это было на самом деле.
— Лера... — выдохнул он.
И тогда нас накрыло. Одновременно. Волна такая сильная, что у меня потемнело в глазах. Всё тело содрогнулось выгибаясь, а потом обмякло. Он опустился на меня, тяжёлый, весь дрожащий. Его сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Так же, как и моё.
Мы лежали, не двигаясь, слушая, как бьются наши сердца, постепенно успокаиваясь. Его вес прижимал меня к матрасу, и это было единственным, что казалось реальным в этом качающемся вагоне. Я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы. На этот раз — не от горя. А от чего-то другого, такого сложного, что я даже не могла назвать. Может, от того, что нашла что-то давно потерянное. Или от того, что понимала — завтра всё это придётся снова потерять.
Глава 12
Она лежала подо мной, вся мокрая, горячая. Я не двигался, боялся пошевелиться. Боялся, что если сдвинусь с этого места, то всё это окажется сном. Пять лет. Пять долбаных лет я не чувствовал её так близко. Не слышал этого тихого прерывистого дыхания у самого уха. Не чувствовал, как её сердце колотится в унисон с моим.
В голове стояла полная каша. Одна часть меня орала: «Что ты, блять, натворил, Мамонтов? Она же сломлена, она в отчаянии, а ты воспользовался моментом!» Эта мысль жгла изнутри. Я всегда презирал мужиков, которые крутят романы и ведутся на собственные слабости. А теперь сам стал таким.
Но была и другая часть. Та, что помнила, как она ответила на мой поцелуй. Не оттолкнула. Не дала пощёчину, хотя имела полное право. Она впилась в меня с той же яростью, с той же тоской. Её руки на моей спине, её ноги, обвившие мои бёдра... Это было обоюдно. Это был настоящий голод. Такой же, как у меня.
Я медленно приподнялся на локтях, глядя на неё. Глаза закрыты, волосы прилипли ко лбу и щекам. В полумраке она казалась такой же юной и беззащитной, как тогда, много лет назад, когда мы только познакомились. Чёрт возьми, она была красивой. Даже сейчас, в темноте и растрёпанная.
Я глубоко вздохнул, и она, почувствовав движение моей