Мир не рухнул. Он замер. Звук кипящей воды на плите, веселый голос Кати из комнаты — всё это стало фоновым шумом, доносящимся из другой вселенной. Единственной реальностью был хриплый голос в трубке и леденящая пустота, растущая внутри.
Я опустилась на стул, не в силах держать телефон. Он со стуком упал на кафель. Но я не могла пошевелиться. Потому что понимала, что с этой проблемой я вряд ли справлюсь.
Визуал
Валерия и Екатерина Черновы. После развода Лера вернула себе девичью фамилию, и дочь записала тоже как Чернову. Валерии 28 лет, работает в банке. Катерине 4 года, ходит в садик.
Глава 2
Два дня растянулись в бесконечную череду звонков, унизительных ожиданий и леденящего душу молчания. Два дня, за которые я успела ощутить себя крошечным, никчёмным винтиком в огромной, равнодушной государственной машине.
Я обзванивала все мыслимые и немыслимые инстанции. Транспортная полиция отвечала сухими, заученными фразами: «Расследование ведётся, гражданка Чернова, наберитесь терпения». Дежурный в нашем участке, куда я, в конце концов, доползла с заявлением, смотрел на меня усталыми глазами и говорил то же самое: «Ищем. Как будет информация — сообщим. Вы успокойтесь, не нервничайте».
«Успокойтесь». Это слово стало моим личным триггером. Его произносили врачи в больнице, когда я рожала Катю. Его бубнил по телефону Денис, когда я нервничала от усталости и бессилия. Его теперь повторяли люди в форме, от которых зависела судьба моего брата.
«Успокойтесь» звучало как «смиритесь», «отстаньте», «ваша проблема никого не волнует».
Но я не могла успокоиться. Я не была создана для бездействия. Моя жизнь за эти пять лет превратилась в сплошное действие, в бег с препятствиями. А теперь мне предлагали просто сидеть и ждать, пока какой-то незнакомый человек сочтёт нужным бросить мне обглоданную кость информации.
Я металась по квартире, как загнанный зверь. Даже Катя, обычно непоседливая и шумная, притихла и смотрела на меня большими, испуганными глазами. Мама мычала с кровати, чувствуя мою панику, и это лишь усугубляло чувство вины. Я подвела всех. Я не могла найти брата. Я не могла их защитить.
И тогда, в самый отчаянный момент, когда казалось, что стены вот-вот сомкнутся и раздавят меня, в голове оформилась мысль. Мысль, от которой я тут же попыталась отмахнуться, как от назойливой мухи.
Он.
Денис Мамонтов. Капитан полиции. Тот, кто когда-то разбил мне сердце, но кто при этом был блестящим, до остервенения целеустремлённым профессионалом. Он жил своей работой, дышал ею. Он знал все рычаги, все тропки, все возможности системы, в которой я беспомощно барахталась, как муха в паутине.
Внутренний диалог закипел мгновенно, разрывая меня на части.
— Нет. Ни за что. Только не он, — твердила одна часть моего сознания. — Но он может найти. Он хорош в этом. Ты же сама всегда это знала. — Он предатель. Он козёл. Он не заслуживает даже твоего голоса в трубке. — А что заслуживает Матвей? Твоя гордость или его жизнь? — Он ничего не знает о Кате. А если узнает? Захочет увидеть? Захочет… отнять?
Сердце сжалось от животного страха. Моя дочь. Моё единственное солнышко. Я представила его холодный, оценивающий взгляд на ней — и мне стало физически плохо.
Я схватилась за спинку стула, пытаясь перевести дыхание.
— Успокойся, — приказала я себе самой, иронично цитируя всех своих мнимых утешителей. — Ты не собираешься пускать его в свою жизнь. Это всего лишь звонок. Один-единственный звонок с просьбой о помощи. Ты не будешь ничего ему рассказывать о себе. Не будешь спрашивать о его жизни. Скорее всего, у него уже давно новая семья, дети… Он вообще вряд ли помнит тебя.
Последняя мысль почему-то кольнула больнее, чем должна была. Я отбросила её с яростью.
Это была сделка с самой собой. Я продаю ему пять минут своего унижения в обмен на шанс найти брата. Чистая сделка. Без эмоций. Без прошлого.
Руки дрожали, когда я взяла телефон. Я не искала его номер в контактах — его не было там уже пять лет. Эти одиннадцать цифр были выжжены в моей памяти навеки, как клеймо.
Я набирала их медленно, будто мои пальцы утяжелили свинцом. Каждый гудок в трубке отдавался гулким эхом в моей пустой грудной клетке. Казалось, прошла вечность.
И вдруг — щелчок. И его голос. Низкий, спокойный, уверенный. Тот самый, что когда-то шептал мне слова любви, а потом холодно приказывал «успокоиться».
— Алло.
Одно только слово. И весь воздух из комнаты будто выкачали.
Всё моё внимание сконцентрировалось сейчас на телефоне, прижатого к уху так сильно, что в виске застучала кровь. То самое «алло» прозвучало тихо, ровно, без тени любопытства. Голос человека, который берёт трубку, уже зная, что его время ценно, и ожидая, что на том конце это понимают.
На мгновение я онемела. Весь тщательно выстроенный монолог, все аргументы и холодные, деловые интонации, которые я репетировала про себя, испарились, оставив после себя лишь липкий, детский страх и ком в горле размером с яблоко.
— Говорите, — его голос прозвучал снова, и в нём послышались нотки лёгкого, привычного нетерпения. Он явно был на работе. Я почти физически ощутила запах того самого коридора — чистящего средства, власти и бумаги.
Когда я, наконец, смогла говорить, голос прозвучал хрипло и чуждо, будто его насильно вытаскивали клещами из самого нутра. — Денис, привет. Это… Лера.
На другом конце повисла краткая, но оглушительно громкая тишина. Он не ожидал. Я представила, как его пальцы, которые привыкли сжимать ручку, непроизвольно сжались. Я представила его лицо — нахмуренный лоб, складка между бровей, холодный взгляд. И ненавидела себя за то, что до сих пор помнила каждую черту.
— Лера, — произнёс он наконец. Его голос не выдал ни удивления, ни радости, ни раздражения. Он просто повторил моё имя, как будто зачитывал показания свидетеля. — Что случилось?
Эти два слова вернули меня в реальность. Жёсткую, безжалостную.
Он не спрашивал «Как ты?» или «Как жизнь?». Он сразу перешёл к сути.
Что случилось? Потому что со мной, в его картине мира, могло случиться только что-то плохое. Что-то, что требовало его профессионального вмешательства. Он это понимал.
И это помогло. Это остудило пылающие щёки и заставило выстроить слова и мысли в чёткую линию обороны.
— Мне нужна твоя помощь. Не личная. Профессиональная, — я сделала