В купе воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим стуком его ложки о тарелку. Я чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и оценивающий.
— Ещё не захотела? — снова спросил он. — Присоединяйся. Сил завтра много потребуется, а ты мне дохлая и отстающая не нужна. Тормозить будешь.
Это был не призыв, а ультиматум. И он сработал. Я ненавидела себя в этот момент, но медленно, будто на эшафот, развернулась к столу. Придвинулась ближе, отломила маленький кусочек хлеба и начала жевать его медленно, с показным безразличием, стараясь не выдать свой волчий голод.
Он наблюдал за мной через стол. — Что насчёт матери? — начал он, откладывая ложку. — Давно это с ней?
— Давно, — коротко ответила я, глядя в свою тарелку.
— И как? Что врачи говорят? — он не отступал, продолжая допрашивать, словно я была подозреваемой. — Обращалась в центры реабилитации?
Я отложила хлеб. Есть перед этим допросом стало невозможно. — Обширный ишемический инсульт. Половина тела парализована, речь почти не восстановилась. Ухаживаю, как могу. Делаю массаж, упражнения… Но шансов на полноценное восстановление нет. А на реабилитационные центры нужны деньги, Денис, — я нарочно сделала ударение на его имени, чтобы показать, что он лезет не в своё дело.
Я встретилась с ним взглядом и не опустила его. Мне не было стыдно. Я сделала всё, что было в моих силах. Если вдруг он хотел меня опять начать учить.
Но он ничего не сказал на это. Ни извинений, ни сожалений. Просто продолжил, будто не заметил укола. — И что даже льгот никаких? Должны же быть путёвки бесплатные. Какая-то реабилитация для инвалидов.
— Должны. Ты думаешь, я ими не воспользовалась? — я с горькой усмешкой покачала головой. — Бесплатно — очередь на год вперёд, да и толку от этой гонки по кругу… Платное… — Я замолчала, снова посмотрев в окно. Платное было не для нас. Он и так это понял, судя по разговору с сиделкой.
Он кивнул, переваривая информацию. Его пальцы бесшумно постукивали по столу. — Надо было сказать, — вдруг произнёс он тихо.
Я резко повернулась к нему, не веря своим ушам. В его глазах не было раскаяния, только та же самая, вечная уверенность в своей правоте. — Что? — выдохнула я. — Сказать? Тебе? Чтобы ты что? Прислал денег? Показал ещё раз, как я нищая и беспомощная, а ты всемогущий? Спасибо, не надо.
— Не для этого, — парировал он, не моргнув глазом. — У меня есть знакомые в хорошем неврологическом центре. Могли посмотреть, дать рекомендации. Не все вопросы решаются деньгами, иногда нужны просто правильные люди.
Его слова были настолько логичны, настолько прагматичны, что от этого стало ещё больнее. Он снова был прав. И я снова была неправа в своём упрямстве. И получается, стоило маме здоровья. В груди стало больно.
— Я справилась сама. И сделала для мамы всё, что могла, так что, пожалуйста, не надо продолжать этот разговор. Что есть, то есть.
Он лишь усмехнулся — коротко, беззвучно. — Вижу, как справлялась. До ручки себя довела.
Денис никогда не умел вовремя остановиться, вот и сейчас снова проигнорировал мою просьбу.
Я встала, отодвинув тарелку. Мне нужно было пространство, нужно было уйти от этого пронизывающего взгляда. — Думаю, мне пора отдохнуть, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Утро будет тяжёлым.
Он не стал меня останавливать. Просто снова кивнул, взяв в руки свой телефон.
Я постелила себе, легла и отвернулась к стене, чувствуя, как его взгляд сверлит мне спину. Хотя, может, это мне казалось, но проверять я не стала.
Глава 9
Она легла и отвернулась к стене, застыв в неестественной позе, выдав всем своим видом: «Не подходи». Спина — прямая, плечи — напряжены. Даже дышала она как-то уж слишком тихо, контролируя каждый вдох и выдох. Глупо. Я всё равно чувствовал её здесь, в каждом сантиметре этого проклятого купе. Её запах, её напряжение, её молчаливый укор.
Я попытался отвлечься. Достал планшет, открыл отчёт по другому делу. Слова плыли перед глазами, сливаясь в чёрно-белую кашу. Я перечитывал один и тот же абзац три раза и не мог понять ни единой строчки. Мозг отказывался работать. Он был занят другим. Занят ею.
Воспоминания накатили, непрошеные, яркие и по-прежнему острые, как будто всё это было вчера. Наша спальня. Запах её кожи после душа. Как она смеялась, запрокидывая голову, когда я целовал её шею. Как её глаза темнели, наполнялись особенным блеском от желания.
Я вспомнил, как любил водить по ней руками. Нежно, медленно, изучая каждую знакомую родинку, каждый изгиб. Как заводила её моя неторопливость, как она начинала тихо стонать, её тело изгибалось в нетерпении. Мне нравилось её возбуждать. Нравилось доводить до того состояния, когда её дыхание сбивалось и она отдавалась мне полностью. Я знал каждое её чувствительное место, каждую точку, от прикосновения к которой она вздрагивала.
Я вспомнил, как она лежала подо мной, вся залитая лунным светом. Её кожа была такой мягкой, почти бархатной. Я любил проводить по ней губами, чувствуя, как она вздрагивает, как по её телу пробегают мурашки. Я любил смотреть на её лицо в такие моменты. А когда я входил в неё, она издавала тихий, сдавленный вздох, и её пальцы впивались мне в спину, притягивая ближе.
Мне нравилось доводить её. Медленно, методично. Находить те самые точки, от которых она теряла контроль. Следить, как её дыхание сбивается, как её тело изгибается в немой просьбе о большем. И когда она, наконец, достигала пика… Её лицо искажалось гримасой чистого, ничем не сдерживаемого наслаждения, она кричала, закинув голову, и всё её тело содрогалось в мощной волне. В этот момент она принадлежала только мне, была полностью открыта, уязвима и прекрасна. И это зрелище, эта её абсолютная отдача, заводила меня так, что темнело в глазах.
Резкое движение напротив мены резко вырвало из воспоминаний. Лера перевернулась на спину. Я замер, но взгляд не отвёл.
Она лежала, раскинув руки, её лицо было обращено к потолку. Приоткрытый рот, длинные ресницы, отбрасывающие тени на щёки. Она ничуть не изменилась. Чёрт возьми, ничуть. Та же линия скул, тот же изгиб губ. В полумраке,