Она продолжала отправлять письма. Они пересылались ему в учреждение в Колдуотере. Он читал их вслух Юджину, пока тот обводил щели в своей комнате сиропом. Письма, полные любви, сострадания и бесконечной надежды. Но они были адресованы человеку, которого больше не существовало. Он писал в ответ длинные и пытливые письма на желтом писчем листе, во многих из которых отсутствовали запятые и точки - яростный поток эмоций. Он надписывал конверты, ставил на них штампы... и сжигал их.
Лучше бы она думала, что он нашел кого-то другого.
Лучше бы она думала, что он неверен. Лучше бы она думала, что он мертв.
Помоги мне забыть. Помоги мне вспомнить.
Теперь, когда он лежал, умирая, его мысли обратились к Марии. В этой тишине он задавался вопросом: где она? Как она? Нашла ли она любовь, которую так заслуживала? Простила ли она его? Он думал о том, как ветер подхватывал ее волосы, как ее пальцы обводили его тело в темноте, его ребра, линии судьбы на его ладони...
Боль накатывала и отступала, накатывала и отступала, большими волнами. Он ехал на них, как корабль в шторме. Луна изгибалась над кленами, освещая землю, закаляя звезды. Гранаты в его руках казались невесомыми, стеклянными шарами.
Просто отпусти.
Нет. Пока нет. Такая прекрасная ночь.
Движение на дальней стороне поляны. Что-то шатаясь встало. Кем бы оно ни было, оно выглядело ужасно: голое и белое, большая часть лица снесена или съедена, кишки висели свободным шаром над чисто выпотрошенным пахом.
- Глааа... - сказало оно.
- Сам ты глааа, - прохрипел Прицел.
Оно продвигалось с мучительной медлительностью. Его кишки подпрыгивали и шлепали.
Просто отпусти.
Пока нет.
Оно упало к ногам Прицела. Его руки - одна из них без пальцев - ласкали бока Прицела, словно экзотическое мясо. Оно издало громкий щелкающий звук глубоко в горле, как трещотка монахини. Его глаза, единственная невредимая часть его лица, горели бессмысленным голодом.
- Ты голоден? - спросил Прицел.
- Глааа...
Оно потянулось к лицу Прицела и окунуло палец в лужу крови. Оно засунуло палец в мокрую красную дыру на своей шее.
- Это грязная привычка.
Его взгляд опустился.
- Глааа...
Палец снова жадно опустился. Прицел уставился в небо. Так чудесно, звезды на своей орбите.
- Я хочу забыть, - прошептал он.
- Глааа... - сказалo онo, как и ожидалось.
ПРОСТО... ОТПУСТИ....
Да. Хорошо.
На мгновение его охватила паника, так как его руки отказались разжиматься. Затем соответствующие нервные центры получили соответствующие сообщения, и его пальцы медленно разжались. Гранатные обоймы крутились перед его глазом по вращающейся траектории. Это было одно из самых странно красивых явлений, которые он когда-либо видел. Вращающийся металл. Снова и снова, и снова, и снова. Прекрасно.
Прицел улыбнулся и сказал:
- Позволь мне избавить тебя от этого.
Онo медленно осознавалo.
- Глааа...?
Затем онo увиделo гранаты. Его глаза расширились от страха.
Ветерок на моем лице, - думал Прицел, - кажется таким приятным. Ощущение, будто...
БУ-У-УМ!
Отголоски взрывающихся гранат поднялись над верхушками деревьев, разносясь на многие мили.
* * *
Зона боевых действий D, Южный Вьетнам
15 июля 1967, 21:02
- Сядь. Поговорим.
Огонь распространился. Пылающие языки лизнули нависающие пальмы, поджигая их. Пламя развернулось по пологу джунглей, как горящий бензин по спокойным водам. Огромная черная птица вылетела из горящей пальмы, крылья и хвостовые перья были одеты огнем. Она поднялась в ночное небо, как феникс, прежде чем впасть в крутой штопор, рухнув в ливне пылающего оперения, увядая и извиваясь, умирая.
Ответ сидел менее чем в пяти футах от существа. Его горящая плоть излучала приятное тепло. Мухи слетели на обрубок шеи Слэша.
- Кто ты? - спросил он.
- Кем ты меня считаешь?
- Каким-то монстром.
Длинный язык существа вытянулся и лизнул его оставшийся глаз, как геккон.
- Монстр? Возможно. Меня уже так называли. Но я не считаю себя таковым, - горестная улыбка. - С другой стороны, я полагаю, что ни один монстр не считает себя таковым.
- Если не монстр, то что?
Выражение досады пробежало по его морде.
- Я не совсем уверен. Видишь ли, у меня нет родителей - или, если так, я никогда их не встречал. Меня не воспитывали так, как вас, не учили приемлемым моделям поведения, не показывали мою роль в этом мире. Конечно, я родился еще до того, как появились даже самые зачаточные общества, в то время, когда Америка была не более чем лесными массивами и пустыней.
Ответ скрестил ноги и поставил локти на колени, положив голову на сжатые кулаки. Его поза напоминала позу маленького ребенка, который увлеченно слушает, пока его отец рассказывает сказку.
- Тем не менее, - продолжило существо, - я пришел к некоторому пониманию того, кто я есть, и моего места в мире.
- И что это?
- Я - Война, - ответило оно. - Или, может быть, правильнее сказать, Хаос. Анархия. Раздор. Я - живое воплощение, высшее олицетворение этих идей, - над ревом огня раздался крик. Существо вздрогнуло от восторга. - Где бы ни был гнев, или раздор, или страдание... меня неумолимо тянет к таким местам, как свинцовые опилки к магниту.
Образы мелькали в голове Ответa, как в замедленной съемке в стиле "Никлеодеона" [131]: неандертальцы, сражающиеся зубами, ногтями и тупыми камнями; Чингисхан и монголы прокладывают кровавый путь по всему Востоку, оставляя детей без отцов и изувеченных женщин на своем пути; Нерон, безумно играющий на минарете, пока Рим горел под ним; евреи с мертвыми глазами, которых ведут в газовые камеры в Дрездена, Освенцима и Треблинки; солдаты, сражающиеся и умирающие на чужбине за дело, которое они никогда не поймут до конца. Изображения имели одну общую черту: на заднем плане или на периферии, окутанная тенями, наблюдающая фигура, свидетельствующая и побуждающая человечество к еще большим злодеяниям.
- Почему? - спросил Ответ. - Почему ты существуешь?
Хаос сместился. От туши исходил запах свиного шашлыка, неприятный, учитывая обстановку.
- У каждого живого существа есть причина для существования, будь то обеспечение красоты мира, или создание великих вещей, или возможность заглянуть за границы того, что есть, чтобы увидеть то, что могло бы быть. Но самая важная роль, которую может сыграть любой из нас, - это поддержание равновесия.
- Равновесия?
Хаос кивнул.
- Природа равновесия имеет первостепенное значение. Когда рождается младенец, старик должен умереть.