— Прости, Артём, но это так, — повинился я перед майором. — Ты здесь совершенно не виноват…
— Но почему? — перебил он меня. — Почему именно я?
— Похоже, что ты подходишь ему как сосуд…
— Какой, нахрен, сосуд⁈ — нервно воскликнул Артём Сергеевич.
— Сосуд для его аватара. И к тому же, ты сейчас самый ближайший ко мне человек… Я же говорю, что в двух словах всего не рассказать! — И я виновато развёл руками.
— Чувствую, что без бутылки здесь не разобраться! — влез в разговор Прокопьич, выставляя на стол распечатанную бутыль с медицинским спиртом, которого в землянке было просто завались. — Напиваться не будем, но смазать мозги лишним не будет! — с видом знатока произнёс он. — Давай Данилыч, рассказывай, пока нас эти уроды не отыскали.
— Верно подметил, старый, — согласился я, глядя на бутыль. Спирт был сейчас к месту. После всего, что приключилось. Не для храбрости, нет. А чтобы немного успокоиться и язык развязать. А то из меня рассказчик еще тот.
Прокопьич нашел в землянке три жестяных кружки, громыхнул ими по ящику, на котором стоял спирт. Разлил прозрачную, как слеза, жидкость по кружкам. Резкий, знакомый до слез запах ударил в нос, сразу вызвав фронтовые воспоминания. И из этой жизни, и из той…
— Ну, — старик ткнул в меня кружкой, — начинай, Данилыч. С самого начала начинай!
Я отпил. Огонь прошел по горлу, разлился теплом внутри. Говорить было трудно. Не потому, что не хотел. А потому, что слова, подходящие к такому рассказу, казались слишком неуклюжими, слишком простыми для того пути, что мне пришлось пройти в двух таких похожих, но вместе с тем и таких разных мирах.
— Началось всё с того, что я не совсем умер… — начал я, вертя пустую кружку в руках. — Вернее, умер. Это точно. С такими повреждениями не живут… Особенно столетние деды, на которых просто чихни, они копыта и склеят… — Буквально в нескольких словах я поведал Прокопьичу (майору об этом было хорошо известно) о своей уличной схватке с бандитами, о том, как заземлил этихутырков, и сам отдал Богу душу. — А затем — темнота. Тишина. Вообще ничего, лишь серый туман забвения…
— Точно! — воскликнул Прокопьич. — Видел и я энтот туман! А потом ты меня из него выдернул, Данилыч. И теперь я, как новенький!
Майор напрягся, его глаза сузились:
— А потом?
Он ждал логического объяснения всему происходящему в последнее время. И я постарался его не разочаровать.
— Потом… Потом туман забвения развеялся и исчез совсем. А я оказался под пронизывающим ветром на одной из горных вершин, сверкающих ледяным великолепием…
Я поведал своим изумлённым слушателям, как принял Святогорову Силу, а затем очнулся на алтаре под ножом жреца из Черного Ордена СС в тысяча девятьсот сорок третьем году. Сказать, что мой неторопливый рассказ произвёл впечатление, это вообще ничего не сказать.
После того, как старик начислил «по второй», и мы в очередной раз «промочили горло», я продолжил. Стараясь не раздувать повествование, я вкратце поведал моим соратникам о том мире, в котором возродился вновь, использовав тело моего молодого двойника, погибшего на алтаре фашистов.
Поведал о том, как этот мир был похож на наш родной, и как отличался от него наличием самой настоящей магии. Рассказал о своих битвах с вражескими магами, языческими богами, титанами и еще с незнамо какой хренью. Когда мой рассказ дошел до знакомства с Кощеем, Артём вздрогнул, как будто что-то почувствовал.
— Это ведь он? Он врывался в меня уже несколько раз? — нервно спросил майор.
— Да, — ответил я, — ты прав — это он.
— Продолжай, — попросил Артём, — не буду больше перебивать.
Дальше я поведал о нашей победе над фашистской Германией, о своей битве с бесноватым фюрером, оказавшимся марионеткой титана Кроноса, и залипанием во временном коконе, в котором мне пришлось провести длительное время. Свои послевоенные приключения я описывал куда более поверхностно, упомянув лишь, что тоже влезал в голову к хорошему парню Мамонту Быстрову в виде аватара.
Свои приключения на Кромке я не стал подробно описывать. Лишь встречу с Матроскиным упомянул, и договор с Ящером, после ритуала которого вдруг оказался в исходной точке своего вояжа на тот свет. Да еще и живым…
— Вот как-то так всё и было… — с хрипами в горле и слезами на глазах закончил я своё необычайное повествование. — Как-то так…
Прокопьич молча налил еще по кружке. Рука его не дрогнула, но взгляд был устремлен куда-то далеко. Тишина в землянке повисла густая, тягучая, как та смола. Артём сидел, уставившись в стол, его пальцы бессознательно чертили что-то на прикладе автомата. Первым очнулся старик.
— Н-ну и история… — выдохнул он. — Два мира, смерть, возрождение, магия… Да я б ни в жисть в такую хрень не поверил…. А тут… — Он ткнул пальцем в свой заскорузлый от крови бок. — Тут дыра была… от пули. А теперь её там нет! Ни дыры, ни пули. Ну, и как тут не поверить? А, Артём?
Майор медленно поднял взгляд на старика, но ничего не ответил. В землянке снова стало тихо. Слышно было, как потрескивает фитиль керосиновой лампы и трещат на улице сверчки.
Тишина затягивалась. Прокопьич тяжело дышал, уставившись в свою кружку, будто пытаясь разглядеть в горючей жидкости ответы на все вопросы.
— А теперь вот сидим тут, шило[1] глушим, и я снова жив, — наконец произнёс старик и отхлебнул из кружки.
Артём, наконец, перестал водить пальцем по прикладу автомата и резко поднял голову. Его глаза, обычно холодные и собранные, сейчас горели каким-то внутренним огнём.
— Хорошо, — проговорил он хрипло, откашлявшись. — Допустим, я верю. Да и глупо не верить, если уж вложил персты в раны, а они исчезли… Но ответь мне на один вопрос: зачем это всё?
— Действительно, — оживился и Прокопьич, — зачем тебя… такая могучая сила, да через всю эту… хренотень с мирами… вернула обратно? Просто так, чтобы ты меня оживил и байки свои рассказал? Нет же! Значит, дело здесь есть у тебя… Серьёзное! — Он обвёл взглядом землянку, залитую желтым светом коптилки. — Ты не просто так сюда вернулся, Данилыч! — подытожил он.
Я тяжело вздохнул, ведь старик, по сути, озвучил самый главный вопрос, на который у меня не было простого ответа. Только какое-то смутное чувство, разобраться с которым я так и не смог.
— Нет, не просто так, — тихо согласился я. — Я чувствую это, но тоже не понимаю, почему?
— А этот твой Кощей? — тихо спросил Артём. — Это не опасно для… для моего мозга?