Русалочку это не устраивает, ей хочется большего. И вот, когда наконец наступает ее черед, она поднимается на поверхность, чтобы увидеть прекрасный корабль, а на нем – 16-летнего принца, который празднует свой день рождения. Но вскоре веселье обернется трагедией, ведь то, что для русалки лишь забава, для человека – гибель.
Бури и песни
Как мы уже знаем, Русалочка спасла принца во время шторма и вынесла на берег. Но имеют ли морские девы какую-то власть над стихией, как их могущественные праматери? Русалки не боятся шторма и пытаются успокоить матросов своим пением:
«Часто по вечерам все пять сестер сплетались руками и поднимались на поверхность воды; у всех были чудеснейшие голоса, каких не бывает у людей на земле, и вот, когда начиналась буря и они видели, что кораблям грозит опасность, они подплывали к ним, пели о чудесах подводного царства и просили моряков не бояться опуститься на дно; но моряки не могли разобрать слов; им казалось, что это просто шумит буря; да им все равно не удалось бы увидать на дне никаких чудес: если корабль погибал, люди тонули и приплывали ко дворцу морского царя уже мертвыми».
Предвестники ли шторма русалки или его причина? Если вспомнить образы сирен, которые своим пением сводили моряков с ума так, что те направляли свои корабли прямо на скалы, то в утешении русалок нет ничего трогательного. В своей песне сестры-русалочки рассказывают матросам о том, как прекрасен подводный мир, зная, что, уходя на дно, люди гибнут. Никто из сестер-русалок не пытается оказать помощь, за исключением Русалочки. Все, что они могут предложить, – лишь сладкий обман и обещание, что все будет хорошо. Хотя каждая из них видела мертвые людские тела, которые покоились возле морского дворца их отца. Кто знает, может быть, безразличие – это последствия долгой жизни и отсутствия души?
Границы миров и двойники
«Русалочка откинула со лба принца волосы и поцеловала его в высокий красивый лоб; ей показалось, что он похож на мраморного мальчика, что стоял у нее в саду; она поцеловала его еще раз и от души пожелала, чтобы он остался жив».
В свое первое путешествие Русалочка спасает принца. Подхватывает, пока он, почти обессиленный, борется с волнами и выносит его на берег. Это первое пересечение границы миров. Конечно, русалкам позволено подниматься на поверхность, но никто из старших пятерых сестер ни разу не общался с людьми, лишь одна наблюдала за маленькими детьми, которые плескались в реке. Но одно дело смотреть на лицо чужака, и совсем другое – влиять на его судьбу.
В сказке Андерсена есть два ключевых момента, когда Русалочка решается на контакт с другим миром, и в оба этих экзистенциальных путешествия ее провожают взрослые женщины.
В первый раз Русалочку снаряжает бабушка:
«– Ну вот, вырастили и тебя! – сказала бабушка, вдовствующая королева. – Поди сюда, надо и тебя принарядить, как других сестер!
И она надела русалочке на голову венец из белых жемчужных лилий – каждый лепесток был половинкой жемчужины, потом, для обозначения высокого сана принцессы, приказала прицепиться к ее хвосту восьмерым устрицам.
– Да это больно! – сказала русалочка.
– Ради красоты приходится и потерпеть немножко! – сказала старуха».
Только при посещении поверхности и по достижении 15 лет Русалочка может быть удостоена королевского наряда. Возможно, это также наряд в знак ее русалочьего совершеннолетия. Но нам интересно не это, а то, насколько одевание бабушкой для совершения первого пересечения границы миров (морского и человеческого) похоже на превращение, которое будет устроено ведьмой. Вот какие условия она предлагает:
«– Ну ладно, ты пришла вовремя! – продолжала ведьма. – <…> Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят насквозь острым мечом. Зато все, кто ни увидит тебя, скажут, что такой прелестной девушки они еще не видали! Ты сохранишь свою воздушную скользящую походку – ни одна танцовщица не сравнится с тобой; но помни, что ты будешь ступать как по острым ножам, так что изранишь свои ножки в кровь…»
Устрицы, которые висят на хвосте Русалочки как знак почета, будто бы пророчат будущее страдание – хождение ногами по невидимым острым лезвиям. В обоих случаях необходимо претерпевать боль. И также оправданием этой боли становится красота. Пресловутое «красота требует жертв» становится лейтмотивом этой истории. Хотя любопытно, зачем бабушка наряжает Русалочку, если ее посещение поверхности не должно быть никем замечено, в отличие от появления в мире людей уже с двумя ногами [64].
Но на этом сходства между бабушкой и ведьмой не заканчиваются. Обе они живут в доме, который связан с человеческими скелетами. Мы уже говорили о том, что в морской дворец отца Русалочки люди могут попасть только мертвыми (сомневаюсь, что ритуальная служба для людей, попавших в подводный мир, существует). А ведьма живет в доме, который целиком состоит из костей:
«Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же сидела и сама морская ведьма, кормившая изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких канареек».
Никого не напоминает? Какую-то героиню, тоже технически ведьму, про которую мы говорили в предыдущих главах?
Конечно, ведьма тут – та же «знающая женщина», как и наша славянская Баба-яга [65]. Как в сказке о Василисе, которая приходит просить огня к избушке, окруженной забором с черепами, так и Русалочка приходит в костяной дом. В этот момент становится грустно, что Дисней добавил Урсуле, как раз той морской ведьме, политический интерес – она хотела захватить трон Тритона. Но морская ведьма в «Русалочке» не имеет скрытых мотивов. Все условия проговариваются четко, и девушка с ними соглашается, хотя требования, конечно, намного жестче, чем в анимационной версии. Теперь Русалочка не просто теряет голос – ей отрезают язык.
С одной стороны, нанесения увечий в обряде взросления – это обычная история, но здесь у Русалочки отбирают возможность заявлять о себе. Все должно быть принесено на алтарь. Но это не алтарь любви.
В самом начале сказки мы видим у Русалочки бюст прекрасного мраморного мальчика, который становится центром ее маленького садика в виде солнца. Тогда еще эта статуя не обозначает влюбленности в конкретного юношу, а скорее символизирует тоску по другому миру. И мир над водой выше, чище и лучше, чем мир морских жителей.