Я проснулась с его именем на губах и с влажным, холодным пятном на простыне. Сердце колотилось с такой силой, что отдавалось болью в висках. Все тело было напряжено, а между ног пульсировало навязчивое, постыдное, неудовлетворенное желание. Стыд накатил новой, еще более жгучей и унизительной волной. Мой собственный мозг, мое подсознание предавали меня, превращая мой самый большой страх, моего главного врага в объект сладостной, мучительной, запретной фантазии. Он не просто видел меня настоящую. Теперь он владел мной и в моих снах.
На работу на следующее утро я шла, как на эшафот. Каждый шаг по знакомой улице давался с невероятным трудом, будто на ногах висели гири. В лифте бизнес-центра я поймала на себе заинтересованный, явно одобрительный взгляд молодого парня из отдела маркетинга и инстинктивно, резко отпрянула в угол, натягивая капюшон ветровки поверх своего уродского парика. Мне казалось, что все теперь видят меня насквозь. Что на моем лбу выжжено гигантское, светящееся клеймо: «Обманщица». «Лицемерка».
В приемной было непривычно тихо. Я замерла у своего стола, не в силах сесть, прислушиваясь к каждому шороху. Из-за тяжелой двери кабинета Глеба не доносилось ни звука. Ни звонка телефона, ни скрипа кресла, ни привычного стука пальцев по клавиатуре. Может, его еще нет? Может, он решил, что я не явлюсь, просплю финал этой унизительной комедии, и даже не станет утруждать себя формальностями увольнения?
С дрожащими, непослушными пальцами я все-таки включила компьютер. Белый экран монитора ослепил меня. Нужно было работать. Нужно было делать вид, что ничего не произошло. Что я все та же Васнецова. Надежная. Предсказуемая. Серая.
Но я ею не была. И уже никогда не буду. Каждый скрип двери в коридоре, каждый отдаленный шаг заставлял меня вздрагивать и вжиматься в кресло. Я ловила себя на том, что смотрю на дверь его кабинета с таким напряжением, что мышцы шеи затекали и начинали ныть. Я ждала. Ждала развязки.
И вот он. Его шаги в коридоре были такими же мерными, уверенными, неспешными. Я не поднимала на него взгляд, уткнувшись в экран, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. Я слышала, как он прошел мимо моего стола. Не замедлил шаг. Не остановился. Не бросил на меня ни взгляда, ни слова. Просто прошел, и дверь в его кабинет закрылась с привычным мягким щелчком.
Это было… в тысячу раз хуже, чем если бы он начал кричать или немедленно вызвал меня для разноса. Эта тишина. Это ледяное, ничего не выражающее игнорирование. Это выжидание. Он что, решил продлить мои муки? Насладиться моей неуверенностью? Поиграть со мной, как упитанный, сытый кот с перепуганной до полусмерти мышкой, которую он пока только прижал лапой, но не стал есть?
Весь этот бесконечно долгий день я провела на раскаленных иголках. Я выполняла свои обязанности с автоматической, почти механической точностью, но внутри меня бушевал настоящий пожар. Каждый раз, когда я заходила к нему с очередной папкой документов, каждый раз, когда наши пальцы случайно соприкасались при передаче бумаг, каждый раз, когда я слышала его голос по селектору — холодный, ровный, деловой, — во мне вспыхивало новое пламя. Гнев на него за это издевательское молчание. Горячий, унизительный стыд за свои ночные фантазии. И та самая, предательская, ядовитая искра влечения, которая, несмотря ни на что, разгоралась все сильнее, отравляя меня изнутри.
Он был все тем же требовательным, собранным, слегка отстраненным начальником. Но теперь, украдкой бросая на него взгляды, я улавливала в нем новые, едва заметные оттенки. В его взгляде, скользившем по мне, появилась какая-то новая глубина. Острая, изучающая. Он вглядывался. Искал трещины. Следы нервного срыва. Малейшие признаки того, что его «серая мышь» вот-вот рассыплется в прах.
Однажды, когда я протягивала ему подписанные документы, наши пальцы едва-едва коснулись. Крошечное, мимолетное прикосновение. Но его было достаточно, чтобы по моей руке до самого плеча пронесся разряд электричества, заставивший сердце сделать сальто в груди. Я резко, почти невольно отдернула руку, как обожженная. Он ничего не сказал. Не поднял бровей. Но уголок его рта, того самого, что снилось мне, дрогнул в едва уловимой, торжествующей усмешке.
Он знал. Черт возьми, он знал, какой эффект производит на меня. И он наслаждался этим. Наслаждался своей властью, своим знанием, моей слабостью.
К концу дня я была морально и физически полностью разбита. Эта постоянная внутренняя борьба, это невыносимое напряжение высасывало из меня все соки, оставляя лишь пустую, звенящую оболочку. Я уже собиралась уходить, мысленно составляя план побега, когда на моем телефоне загорелся его световой сигнал. Резкий, красный, как предупреждение.
Сердце упало куда-то в ботинки, а потом рванулось обратно, в горло. Ну вот. Все. Сейчас и наступит развязка.
Я вошла, стараясь дышать ровно и глубоко, но воздух словно не хотел заполнять легкие.
— Вы звали, Глеб Романович?
Он сидел за своим столом, просматривая какой-то толстый отчет. Поднял на меня глаза. Его взгляд был спокоен, деловит, абсолютно непроницаем.
— Да. Завтра с утра подготовьте все материалы по проекту «Вектор». Встреча с инвесторами в десять. И… найдите, пожалуйста, вот это досье. — Он протянул мне небольшую, исписанную его быстрым почерком записку.
Я взяла ее. Рука, к моему удивлению, не дрогнула. Ну хоть что-то.
— Хорошо. Сделаю, Глеб Романович.
Я уже поворачивалась к выходу, чувствуя слабый, идиотский прилив облегчения, когда его голос остановил меня:
— И, Анна…
Я замерла на полпути, чувствуя, как спина и шея мгновенно покрываются ледяным, липким потом.
— Да? – мой собственный голос прозвучал хрипло.
— У вас сегодня… прядь волос выбилась из… этой штуки.
Он сделал легкий, неопределенный жест рукой в сторону моей гульки. В его голосе не было ни насмешки, ни раздражения. Была… простая констатация факта. Или, что было гораздо страшнее, тончайший, виртуозно замаскированный намек. Игла, уколовшая меня точно в больное место.
Я почувствовала, как по всему моему лицу, до самых мочек ушей, разливается предательский, багровый румянец.
— Спасибо, – прошептала я, почти не разжимая губ, и выскользнула из кабинета, как преступник с места преступления.
Дома, скинув пальто, я снова подошла к зеркалу в прихожей. Но на этот раз я смотрела не на Анну Грановскую. Я вглядывалась в Васнецову. В