— Слушай, Глеб, а ты не в курсе, что там у Анны творится? — спросил он, и его взгляд стал острым, как бритва.
Я почувствовал, как по спине пробежал ледяной, липкий пот. Сердце упало куда-то в ботинки, а потом рванулось обратно, в горло, забившись в истеричном, неровном ритме.
— В каком смысле? — выдавил я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. Я отставил бокал, боясь, что мои предательски дрожащие пальцы его выронят.
— Да она какая-то… не своя, — Игорь провел рукой по своему коротко стриженному затылку. — Звонила вчера, говорит, что заедет сегодня. Вечером. Важно, мол, поговорить. Голос… Не знаю. Взволнованный. Или испуганный. Спрашиваю: «Что случилось?» Молчит. Говорит, приедет, все расскажет. Сижу тут, весь извелся.
Ледышка в груди стала еще больше, острее, впиваясь в самое сердце. Важный разговор. Взволнованный, испуганный голос. После трех недель полного, абсолютного молчания. Тревога, острая, животная и совершенно иррациональная, сжала мне горло, перехватывая дыхание. Что-то случилось. Что-то серьезное.
В этот самый момент, как по зловещему сигналу, в прихожей послышался четкий, уверенный щелчок поворачивающегося ключа в замке.
Мы оба, я и Игорь, вздрогнули и разом повернулись к двери. Игорь нахмурился, его брови густой щеткой сошлись на переносице.
— Кажется, это она, — пробормотал он, и в его голосе прозвучало облегчение, смешанное с новым напряжением.
Сердце заколотилось в моей груди с такой силой, что я почувствовал его стук в висках, услышал его гул в ушах. Она. Здесь. Сейчас. После всех этих недель молчания, пустоты, отчаяния. Что она скажет? Что я скажу ей? Как я буду смотреть ей в глаза?
Дверь в столовую открылась, и на пороге, залитая светом из коридора, появилась она.
Анна. Но не та, что сбежала от меня из отеля. И не та, что играла роль серой, незаметной мыши. И даже не та ослепительная женщина с распущенными золотыми волосами, что я увидел здесь в прошлый раз. Она была другой. Бледной, почти прозрачной, как фарфоровая статуэтка. С огромными, темными, полными бездонного, животного ужаса глазами. На ней был простой серый свитер и джинсы, волосы были собраны в небрежный, низкий хвост. Она выглядела… хрупкой. Разбитой. Потерянной. И от этого зрелища у меня сжалось сердце.
Ее взгляд, растерянный и испуганный, скользнул по отцу, по матери, сидевшей напротив, и остановился на мне.
Все произошло за одно мгновение, за один удар сердца, которое, казалось, замерло в моей груди. Ее глаза расширились от шока, от чистого, немого, невыразимого ужаса. Вся кровь разом отхлынула от ее лица, оставив его мертвенно-белым, восковым. Ее губы, такие мягкие и податливые в моих воспоминаниях, беззвучно шевельнулись, выдыхая мое имя. Похоже, она не дышала.
— Нет… — это был не шепот, а хриплый, сорванный выдох, полный такого леденящего душу отчаяния, что у меня похолодели пальцы. В этом одном слове был и ужас, и обреченность, и упрек, и мольба.
Она резко, как марионетка, дернулась назад, словно увидела перед собой не меня, а призрака, воплощение своего самого страшного кошмара.
— Анна? Что такое? Что случилось? — вскочил Игорь, его стул с грохотом отъехал назад.
Но она уже не слышала его. Ее взгляд, прикованный ко мне, был полон паники, упрека и чего-то еще… Чего-то такого, что заставило мою кровь похолодеть и застыть в жилах. Это был взгляд человека, у которого рухнула последняя опора.
Она развернулась и бросилась бежать. Ее быстрые, беспорядочные шаги по коридору прозвучали для меня похоронным маршем.
Я вскочил, опрокинув свой стул. Инстинкт, сильнее разума, приказал двигаться. Я не думал ни о чем — ни о приличиях, ни об Игоре, ни о прошлом. Я видел только ее ужас.
— Аня! Стой!
Я вылетел в коридор. Она была уже у входной двери, судорожно, дрожащими руками пытаясь открыть ее. Но ее пальцы не слушались, она не могла попасть ключом в замочную скважину, роняла его, поднимала, и снова роняла.
Я догнал ее за два шага. Моя рука легла на ее плечо — осторожно, но твердо.
— Ань, успокойся. Поговори со мной. Что случилось?
Она вздрогнула от моего прикосновения, как от удара током, и попыталась вырваться, дико, отчаянно, словно я был ее палачом.
— Отстань от меня! Отпусти! Оставь меня в покое!
Она обернулась, и в ее глазах, помимо паники, я увидел что-то новое — острую, физическую боль. Глубокую, всепоглощающую. Такую, какая бывает, когда рушится весь твой мир, все твои планы и надежды.
— Что случилось? — повторил я, все еще держа ее, но уже мягче, понимая, что дело не просто в моем присутствии. — Почему ты так испугалась? Почему убежала тогда? Почему не отвечаешь?
Она пыталась что-то сказать, ее губы дрожали, но вместо слов из ее перехваченной спазмом груди вырвался лишь сдавленный, бессильный, душераздирающий звук. Ее глаза закатились, подкашиваются ноги, и она вся обмякла, безжизненно повиснув у меня на руках.
— АННА! — это закричал уже я, и в моем голосе прозвучал такой ужас, такой страх, каких я не испытывал, кажется, никогда в жизни.
Игорь и Елена выбежали в коридор. Началась суматоха. Крики, вопросы, причитания Елены. Но я уже ничего не слышал. Я держал на руках ее безжизненное, такое хрупкое и невесомое тело, и чувствовал, как по моей собственной спине струится ледяной пот, а мир сузился до размеров этого коридора, до хрупкой ноши в моих руках.
Что-то было не так. Что-то ужасно, непоправимо не так. Это была не просто истерика. Не просто испуг или боязнь неловкой встречи.
Я поднял ее на руки — она была такой легкой! — и понес в гостиную, укладывая на широкий диван. Елена суетилась рядом, пытаясь привести ее в чувство, растирая ей виски, причитая что-то несвязное. Игорь звонил в скорую, его голос, обычно такой уверенный, теперь дрожал и срывался.
Я стоял на коленях рядом с диваном, не в силах оторвать от нее взгляд. Ее лицо было мертвенно-бледным, ресницы опущены темными, влажными полумесяцами. И в этот момент, глядя на ее беспомощность, я с ужасом осознал, что чувствовал не только страх и тревогу.
Я чувствовал вину. Глубокую, всепоглощающую, едкую вину, разъедающую меня изнутри. Потому что где-то в глубине души, в самых потаенных, темных уголках моего сознания, я знал — что бы с ней ни случилось, как бы она ни была напугана, виноват в этом был я. Своим давлением. Своим