Томаш серьёзно добавил:
— И в полях они тоже больше не работают. Весь урожай остался неубранным.
— Но новый монстр? — настойчиво переспросил Аласия. — Он отличается от остальных? Я должен увидеть его, прежде чем мы пойдём в дом. Вы пойдёте со мной, сеньоры? А ты, Консепсьон?
Девушка вздрогнула, ее лицо побледнело.
— Нет, отец, я не могу больше выносить их вида. Я вернусь с Томашем.
Она с молодым бразильцем ушли, а Торн и Лэнхэм последовали за Аласией и священником через деревню. Молчаливые индейцы провожали их взглядами, и Торн заметил, что медные лица у всех были серьёзными и невозмутимыми. Его поразила неестественная мертвая тишина, царившая в этом выжженном солнцем месте.
В полумраке одной из глинобитных хижин они наблюдали за тем, как доктор Аласия зачарованно осматривает новейший пример человеческой аномалии. Отец и мать, индейцы, следили за происходящим с другого конца пустой хижины, с каменным выражением лиц, как будто не испытывая никаких эмоций.
Торн почувствовал, как по его коже поползли мурашки, и услышал, как Джерри тихо выругался сквозь зубы, когда учёный поднял младенца. Коричневое создание было жалкой пародией на человека. У него не было ни рук, ни ног, но при этом были кисти и стопы. Кисти росли прямо из плеч, а стопы — прямо из бедер или нижней части туловища.
Он ощутил облегчение, когда заворожённый увиденным учёный наконец опустил младенца и повернулся к выходу.
Покидая хижину, Аласия обратился к индейцу‑отцу:
— Не расстраивайся так сильно, Пелао. Малыш вырастет и станет мужчиной — у него никогда не будет рук и ног, но он будет жить.
Гортанный голос индейца дрогнул от переполнявших его чувств:
— Какой смысл ему жить и расти, когда он такой? Он проклят, как и все, кто рождается с тех пор, как проклятие пало на нас.
— Не думай о проклятиях, Пелао, — сказал отец Нуньес. — Молись доброму Иисусу и святым — только они могут помочь.
Индеец ничего не ответил, лишь его лицо исказилось от сдерживаемых чувств. Священник вздохнул, когда они вышли на солнечный свет.
— Они все такие… Они больше не слушают меня, а верят, что на них наслали проклятие. И, право, это и впрямь кажется проклятием, когда дитя за дитем рождаются уродами.
Они расстались со священником у дверей миссии.
— Я зайду завтра, чтобы изучить этого новорожденного, отец, — пообещал Аласия. — Он один из самых странных на сегодняшний день.
Торн и Джерри, проходя через деревню по направлению к холму, увидели и других младенцев, почти столь же необычных. В корзинах, подвешенных в тени, или ползающих по полу пустых хижин, они видели младенческие уродства, словно порождённые ночным кошмаром.
У некоторых вовсе не было конечностей — лишь туловища. У других отсутствовали глаза, уши и носы, а лица представляли собой гладкие участки кожи. Один имел оплывшее тело, по-видимому, лишенное скелета, а у другого — один огромный выпученный глаз вместо обычных двух.
Торн был бледен, а Джерри покрылся потом к тому времени, когда они наконец выбрались из деревни и стали подниматься по холму к дому, утопающему в пальмах.
— Это ужасно, — проговорил Торн. — Неужели нет никакого способа это остановить?
Аласия покачал головой.
— Причина слишком глубока, чтобы человек мог ее исправить. Она кроется в искаженных, поврежденных генах, с которых начинается их жизнь в виде половых клеток. Но если попытаться выяснить причину такого состояния генов, можно узнать многое из того, что прежде было неизвестно. Вот почему я здесь.
Ужин в тот вечер в освещенной свечами столовой дома на холме показался Торну тягостным. Внимание Джерри было приковано к девушке, но Консепсьон Аласия ела молча, лишь время от времени обмениваясь несколькими словами с юным серьезным Томашем.
Из всех присутствующих один лишь Аласия был разговорчив. В короткий промежуток тишины в конце трапезы, когда пламя свечей трепетало от сильных дуновений ветра, пробивавшегося сквозь москитные сетки, они услышали приглушённый пульсирующий звук со стороны деревни — ровный, мерный ритм.
Юный Томаш указал в сторону деревни.
— Молитвенные барабаны. В последнее время они бьют в них каждую ночь, взывая к демонам джунглей, чтобы те сняли с них проклятие.
— Отец Нуньес уже на грани отчаяния из‑за этого. Да и мне не по душе от того, как они себя ведут, — добавил он.
Доктор Аласия поднялся из-за стола.
— Со временем это пройдет. Необычное всегда пробуждает в них старые суеверия. Я пройду в свою лабораторию, чтобы зафиксировать данные о новорожденном. Вы уж простите.
Он вышел из комнаты и направился в низкое западное крыло дома, и они услышали, как он отпер там дверь.
Джерри Лэнхэм умудрился увести девушку на веранду, и Торн слышал их голоса снаружи, в темноте, пока сидел и беседовал с молодым Патау. Спустя несколько минут он извинился и пошел вслед за ученым.
Торн двинулся по коридору западного крыла, пока не добрался до двери в его конце, из-за которой доносились гул и треск. Он постучал, но, не получив ответа, открыл дверь. Внутри находилась лаборатория, оборудованная стеллажами и столами аппаратурой для микроскопических исследований, инструментами для препарирования и множеством образцов в банках со спиртом.
В центре комнаты висело огромное устройство, похожее на гигантскую рентгеновскую трубку. Оно потрескивало и ярко светилось фиолетовым светом, отбрасывая причудливые отблески на белые стены. Оно было подключено к массе трансформаторов и стойке с большими батареями.
Доктор сидел за столом в углу, но, когда Торн открыл дверь, Аласия сразу поднялся и подошёл к нему, преграждая дорогу.
Он сухо сказал Торну:
— Сеньор, в мою лабораторию никто не входит, кроме меня. Таково правило.
— Простите, — ответил Торн. — Я подумал, вы не услышали мой стук из‑за шума, издаваемого этой штукой.
Манеры Аласии смягчились.
— Это всего лишь ещё одно моё увлечение, на этот раз электрическое. Вы зачем-то хотели видеть меня, сеньор?
Торн кивнул.
— Я просто хотел спросить, чего именно вы от нас здесь ожидаете. Мы должны дежурить днем и ночью?
Аласия покачал головой.
— В этом нет необходимости. Я просто хочу, чтобы вы всегда находились поблизости от дома — на случай, если что‑то произойдёт. В шкафах библиотеки есть оружие, и вы знаете, как его использовать, если возникнет такая потребность. Но я не думаю, что она возникнет.
— Хорошо, доктор, — сказал Торн. — Простите за беспокойство.
Он вернулся и