Потом на земле появились люди. У одних народов есть поверья, что они были сделаны из глины, камней и праха земного, у других – что из древесных чурок: мужчина из дубовой, женщина из ясеневой.
Инь и ян русской мифологии
Мифы – это не только рассказ о законах природы. Это философия, гораздо более глубокая, чем мы можем представить, говоря о людях далекого прошлого. Речь идет о бинарности, то есть двоичности, – одном из основополагающих принципов мифологии, который заключается в единстве двух противоположных начал. Такими друзьями-врагами могли быть, например, Стрибог и Даждьбог: бог ветра (некоторые специалисты находят много общего между ним и Соловьем-разбойником, в котором видны черты демона бурной грозовой тучи) и бог тихого солнца, несущего тепло и свет.
В целом между божествами были поделены сферы влияния: светлые создания не пытались вторгнуться в загробный мир, а темные – отправиться на небеса. К сожалению, эта благостность не распространялась на подлунный мир, мир людей, ставший своеобразным фронтиром, где между небожителями и их антагонистами нередко случались стычки.
Сюжет одной из таких битв – между Громовержцем и Змеем – лег в основу теории основного мифа, предложенной в 60–70-х годах ХХ века советскими лингвистами В. Н. Топоровым и В. В. Ивановым. Изучив огромный массив информации, они пришли к выводу, что сюжет змееборства свойственен всей индоевропейской мифологии. У индийцев в ведах сражались повелитель небесного царства Индра и змееобразный демон хаоса Вритра, у греков – Зевс и Тифон, у скандинавов – Тор и Ёрмунганд, а первые мифы о битвах богов со змеями восходят вообще ко II–I тыс. до н. э. Это противостояние – символ двоичности мира: светлое – темное, день – ночь, огонь – вода, мужское – женское, правый – левый, земля – небо, порядок – хаос и так далее. Причем оно не статично: светлое может стать темным и наоборот. К этим двум началам нельзя подходить с этическими мерками добра и зла. Их двойственность – топливо, двигающее вперед мир, не дающее ему замереть в неподвижности или сорваться в хаос.
Неизвестный автор. Изображение антропоморфного греческого змея Тифона. Европейская гравюра. XVII в.
С Громовержцем в русской мифологии вопросов нет – это, конечно, Перун, с которым мы уже познакомились. Но что мы знаем о Змее?
Известный собиратель и исследователь русского фольклора А. Н. Афанасьев считал, что миф о борьбе Перуна и Змея зародился в процессе наблюдения первобытных людей за грозами. В их представлении дождевые облака – это небесные коровы, проливающие на землю свое живительное молоко. Змей пытается их похитить, и Перуну приходится вступить с ним в битву.
С точки зрения явлений природы все ясно: если гром и сверкавшие молнии были атрибутами Перуна, то клубящаяся черная грозовая туча, закрывавшая солнце, ассоциировалась у древних славян с огромным Змеем, который был настолько могуч, что однажды проглотил солнце, в результате чего на земле наступила тьма. Чтобы вызволить светило, Перуну пришлось сразиться с небесным гадом и в страшном поединке одолеть противника. В этом мифе, по мнению Афанасьева и его единомышленников, наши предки поэтично рассказали о солнечном затмении. Впоследствии образы бога и Змея трансформировались в былинные и сказочные образы богатыря и Змея Горыныча, а с развитием и распространением христианства Змею придали черты искусителя и приписали, например, способность посещать по ночам одиноких женщин.
…В другой раз Змей перегородил своим телом течение небесных вод, и Громовержцу снова пришлось вступить с ним в схватку. Таким образом, Змей каждый раз похищал что-то связанное с плодородием (Солнце, небесных коров – дождь – и даже жену Перуна, богиню Мокошь), ставя людей на грань выживания, а Громовержец возвращал украденное, не давая свершиться непоправимому [20]. Считается, что миф о битве Громовержца со Змеем, укравшим небесных коров, появился с развитием скотоводства.
Кроме невероятной мощи Змей мог извергать огонь, знал магию, разбирался в траволечении, был богат как Крез (в его сокровищнице хранилась даже живая вода) и лжив до мозга костей. Раскинув огромные крылья, он летал по небу «выше леса стоячего, ниже облака ходячего», рассыпая искры и выдыхая черный дым и пламя. Но особый страх вызывало его похожее на копье пылающее жало или, в другой версии, огненный язык.
Со временем отдельные стороны характера Змея стали настолько выпуклыми и самодостаточными, что зажили своей жизнью. Так, помимо примитивного хтонического чудовища, сражавшегося с богатырями, у лужичан (сербов) появился денежный змей, дарящий своим любимцам золото. Его «коллегу» белорусы прозвали домовым цмоком. Он тоже был готов одаривать хозяев дома деньгами в обмен на еду.
Змей не был бы таковым, если бы не обладал изрядной толикой коварства. Так, Огненный змей в разных вариантах легенд умел превращаться в прекрасного юношу, перед очарованием которого не могла устоять ни одна женщина или девица. Если это не срабатывало, то он принимал обличие мужа или жениха своей жертвы, часто умершего, и несчастная была уверена, что любит и голубит своего возлюбленного. При этом жертвы Змея быстро худели – то ли от тоски, то ли от переутомления – и либо понемногу сходили с ума, либо кончали жизнь самоубийством.
Во избежание незавидной участи погибнуть от любви к Змею можно было попытаться прибегнуть к магии. В ряде исследований, в частности, у И. П. Сахарова, приводится заговор от огненного змея, воспылавшего любовью к девушке или женщине:
«Во всем доме – гилло магал – сидела солнцева дева. Не терем златой – шингафа – искала дева; не богатырь могуч из Ноугорода подлетал; подлетал огненный змей. – Лиф лиф зауцапа калапуда. – А броня не медяна, не злата; а ширинки на нем не жемчужины, а шлем на нем не из красного уклада; а калена стрела не из дедовского ларца. – Пицапо фукадалимо короиталима канафо. – Полкан, Полкан! Разбей ты огненного змея; ты соблюди девичью красу солнцевой девы. – Вихадима гилло могал дираф. – Из-за Хвалынского моря летел огненный змей по синему небу, во дальнюю деревушку, во терем к деве. Могуч богатырь. – Шиялла шибулда кочилла барайчихо дойцофо кирайха дина. – Во малиновом саду камка волжская, а на камке дева мертвая, со живой водой, со лютой свекровью, со злым свекром. Убит огненный змей, рассыпаны