– А где их не было, – нехотя проговорил председатель. – Были, конечно.
– Когда именно?
– Последний раз восемнадцатого мая тысяча девятьсот сорок второго года, – серьезно сказал Павел.
Старший лейтенант посмотрел на него с укором:
– Что так точно? Разговор серьезный. Они следопыты. А ты шутишь.
– Да так, запомнилось, – отвернувшись, сказал Павел. – Отца у меня после того боя…
. В эту минуту на улице раздался пронзительный, нетерпеливый автомобильный сигнал. Чей-то застуженный бас громко потребовал:
– Белокопыто, черт, убери свою лайбу!
Не закончив фразы, Павел бросил папиросу и выскочил из комнаты. Дина шепнула Глебу:
– Белокопыто… Слыхал?…
Глеб бросился из комнаты, спрыгнул с крыльца, догнал шофера и уцепился за полу его ватника.
– Товарищ!… Как ваша фамилия?
Павел удивленно обернулся и осторожно высвободил ватник из пальцев Глеба.
– Моя?… Белокопыто… А что?…
– Я вас!… Мы!… – У Глеб? заплетался язык. Он вспомнил обрывки слов из акта: «Сера… Андри… Белок…» И как-то сразу в голову пришли имя, отчество и фамилия – полностью. Глеб очень много последнее время думал о них.
– Мы ищем Серафима Андриановича Белокопыто! – воскликнул он.
– Это мой отец… – Павел изумленно смотрел на незнакомого ему парня.
У крыльца быстро собирались любопытные. Расталкивая ребятишек, шумным кольцом окруживших Глеба с Павлом, Дина вынуждена была говорить громко:
– Глебка! Я уже узнала: в селе нет ветряка…
– Был ветряк, – вмешался подошедший председатель колхоза. – А как собственную ГЭС пустили, так мы его сняли.
22. Кто хочет, тот добьется
У домика Павла Белокопыто собрался народ. Мужчины и женщины, вездесущие ребятишки плотной стеной стояли у плетня. Жена Павла, не зная, в чем дело, с непокрытой головой стояла на крыльце, а к ней испуганно жался малыш лет пяти.
Опережая хозяина, Глеб вбежал на крыльцо, осмотрелся по сторонам и строго спросил:
– Во дворе было дерево?
– Ну, было, – чуть отступая, испуганно ответила женщина.
– Где же оно, где? – повышая голос, допытывался Глеб.
– Срубили, – проговорила жена Павла и, сама не зная почему, подняла сынишку на руки, крепко прижала к себе. – Мужу мерещится, взял и срубил.
На крыльцо поднялся Павел. Он толчком открыл дверь в дом и строго-ласково сказал жене:
– Зайди в хату. Застудишься. А потом встал рядом с Глебом.
– Тут такое дело получилось… В тот бой из нашего дома сильнее всего сопротивление было. Три человека оборонялись. А как ворвались фашисты, ночь напролет пытали отца и утром повесили… Во дворе, на дереве повесили… Я огольцом был, под крыльцом прятался… С тех пор, как выйду во двор, так и кажется мне: висит мой отец, и ветер будто качает его… Не стерпел, взял и срубил березку. Пенек остался… Вот…
Павел прошел несколько шагов по двору, присел на корточки, разгреб руками снег на бугорке и подозвал Глеба.
– Глядите, товарищ…
Глеб слышал, как заколотилось сердце. Он даже растерялся.
Помолчали.
– А тут больше ничего не было? – тихо спросил Глеб. – Ямы… Или…
– Колодец был, – глядя снизу вверх на Глеба, сказал Павел. – Водопровод провели – я колодец заглушил; как бы сынишка не провалился… Что? Будем вскрывать? А?
– В колодце знамя!… – нетерпеливо крикнула Дина. – Глеб, объясни!
Но Глеб не мог проговорить ни слова.
Он был у цели.
Толпа заполнила весь двор. Павел Белокопыто, не торопясь, прошел в сарай, вынес лопаты, лом. Несколько колхозников взялись помочь ему. Поддели ломом деревянный круг, навалились, сдвинули его с места. Из черной дыры поднялось белое облачко. Глеб, спотыкаясь, подошел к краю колодца, опустился на корточки, заглянул вглубь.
– Там восемь метров, – предупредил его Павел. – Сами спуститесь или мне разрешите?
Глеб не слыхал вопроса. Он, как зачарованный, смотрел в колодец. За него ответила Дина:
– Нет-нет. Глеб спустится сам…
Принесли длинный канат, завязали петлю. Глеб сел в нее и, сжимая в руке коробок спичек, медленно спустил ноги в колодец… Дина со страхом и любопытством наблюдала, как в руках нескольких мужчин тихо скользил канат, и мысленно прикидывала: «Метр… два… три…» И вдруг из черной глубины колодца раздались радостные крики Глеба:
– Стойте!… Стойте!… Нашел!… Дина, я нашел! Тяните!…
Через несколько самых долгих во всей жизни Дины минут на поверхности показалось сияющее лицо Глеба, затем плечи, руки, а в руках покрытая плесенью и ржавчиной железная банка из-под леденцов. Глеб крепко прижимал ее к груди…Комната Павла Белокопыто не вместила всех желающих посмотреть на таинственную находку. Люди стояли в сенях, на крыльце, заглядывали в окна. Глеб, не выпуская банку из рук, поставил ее на стол. Павел ловко поддел крышку ножом. Глеб осторожно встряхнул коробку. На стол вывалился сверток в истлевшей газете. Дрожащими пальцами Глеб развернул пакет и, вскинув руки, развернул слежавшееся алое полотнище, обшитое по краям золотой бахромой. Хозяйка ахнула. На стол выпала сложенная вдвое бумага. Дина схватила ее, бегло взглянула на текст и, счастливая, прижала к груди.
– Акт… Такой же, как наш… – потом прерывающимся голосом, то звонким, то глухим от волнения, прочитала вслух:
– «Акт. Мы, нижеподписавшиеся, ввиду того, что в создавшейся боевой обстановке нет уверенности в благополучном выходе в организованном порядке из окружения, приняли решение: хранящееся у нас полковое знамя под ответственность члена ВКП(б) товарища Серафима Андриановича Белокопыто спрятать в тайнике на территории его хозяйства.
Об этом каждый из нас доложит при первой же встрече со старшим командиром боевой части РККА. Петров, Полога, Кедровский, Белокопыто (Парт, билет N 309 045). 18 мая 1942 года, село Лошино».
23. Костина тайна
Ни Глеб, ни Дина не подозревали, что о боевом знамени Н-ского полка, найденном двумя учениками девятого «Б» школы имени Крупской, уже стало известно в Приреченске, и об этом напечатали газеты.
Они не знали, что в тот же вечер о знамени, обнаруженном в тайнике колодца во дворе шофера Павла Белокопыто, в районный центр сообщили и старший лейтенант Колин, и председатель колхоза, и секретарь сельской комсомольской организации. А наутро из Волошска докладывали о находке в Приреченск в адреса областного Совета депутатов, облвоенкомата и обкома ВЛКСМ.
Как только поезд отошел от станции Озерки, Глеб, примостившись на нижней полке, уснул мертвецким сном. А Дина присела к окну и пригорюнилась. На сердце у нее, как говорится, скребли кошки. Знамя знаменем, но что скажет мама? Не может быть, чтобы она за столько дней не встретила никого из следопытов, никого из девятого «Б»!.
Ни