Ропша. Здесь по приказу супруги моей Екатерины, ставшей от этого Великой, придушат меня ее полюбовники Орловы струной от моей же скрипки или гвардейским шарфом. Не суть. Горло сейчас прямо сдавило. Еще и Брюммер поет про эту будущую Катеньку, про Софию Августу Ангальт-Цербстскую то есть. Придушил бы. Оспа конская его не взяла. Метод придушить, значит, более надежный.
Но сама мыза хороша. Регулярный парк. Каменный дом. Еще не дворец. Видно, потом построят. Впрочем, я и в свою время не видел дворца. Дед мой эту Ропшу в 1944-м освобождал, командиром в морской пехоте. Так потом с Войны и не восстановили. Здесь если и построят, то стоять и будет. Я все сделаю, чтобы освобождать было не надо. Россия от Юкона до Вислы! И буферные Померания с Лужицой и Куявие! Что-то я размечтался. Брежу. Видно сильно жить хочется.
Но в целом – дом справный. В порядок себя привел, в баньке попарился. Финской. Здесь население одни савакоты, финны значит. Примерил наряды, присланные Елисаветой Петровной. В Риге меня измерили всего и вперед курьера послали. У портняжек дворцовых дня четыре всего было, но успели. Справные мне кафтаны с камзолами и кюлотами построили. Даже исподнее пошили. Теплое и из шелка! Любит тетка меня, значит.
Возможно.
Но пока не доверяет. И опасается.
Завтра нельзя напортачить. Надо тетку чем-то порадовать. Шкатулкой для начала. Деньги-то из нее все выну. А письма же еще расшифровать надо. Да и под сургучом они. Но перед отдачей осмотреть ее еще раз надо. Маршрут хоть, доставшийся от де Брилли, переписать. Вдруг сгодятся чужие явки? Да и кажется мне, что и сама шкатулка не дообследована. С нее и начнем.
Солнца, конечно, здесь мало. Но все же всего часа два до полудня. Закрываю дверь. Достаю трофей. Подхожу к окну. Осматриваю внимательно шкатулку не открывая. Вот! Спасибо, глаза молодые, а не подслеповатые! В паре миллиметров от дна две выемки такой же высоты. Чем бы их открыть? О! Так вот зачем в шкатулке два су лежали.
Нахожу их. Вставляю в пазы. Жму. Дно выпадает. Датские ассигнации! Пересчитал. Сорок купюр по сто ригсдаллеров. Сколько это по курсу? Как минимум пятьдесят кило серебра, а то и сто. Неплохо. Теперь можно жить! На широкую ногу. Пока не укоротили. Шучу. Их еще поменять суметь надо.
Поднимаю шкатулку – осматриваю дно. Письмо! Значит, особо ценное. Пытаюсь достать. Поддается. Лежало плотно.
Так. Печати нет. Номер «109». Какой-то «Ma Chère Isabelle», «Моей дорогой Изабелле», значит. Может личное? Ну тогда что я теряю? После ригсдаллеров азарт так и прет.
Вожу по месту приклеивания пальцем, смоченным водой. Жду. С некоторыми заминками открываю. Замечаю волосок. Значит, все же был внутри с секретиком. Разворачиваю. На самом конверте ничего. Но внутри листок. На нем…
«Душа моя, Алешенька! Все вокруг бурлит. Кольцо сжимается. Сил моих от всей этой кутерьмы нет. Наградили меня бременем наследницы. Но изведут. От судьбы не уйдешь. Как же я люблю тебя. Сбежала бы с тобой хоть за океан. Нет мне здесь без тебя и Мишеньки нашего счастья. Береги его. Бог милостив, может, хоть ребенка спасет. Что делать, на худой случай, ты знаешь. Письмо сожги. Храни вас Господь!»
Почерк кажется знакомым. Теткин! Я его на приветственном письме ко мне в Риге видел! Вот же не было печали.
Запаковать? Не отдать? Нет. Не могу я так. Тетка извелась, наверно, вся. Ценное же для шантажистов письмо. Дело семейное. Отдам завтра. Сниму с нее печали.
Но как бы с меня потом голову не сняли или в Сибирь не сослали. Много я здесь сделаю без короны-то? Остается надеяться, что у тетки больше нет в наследники никого. Ее ребенок – бастард. Его не признают.
Шум у двери. Стук.
Прячу все.
– Да! – кричу по-русски.
Дверь открылась, и Корф усмехнулся.
– Дома, стало быть?
Киваю.
– Дома.
– Отлично. Высочество, нам выдвигаться пора. Санкт-Петербург ждет. Матушка ждет.
Что ж, вот я и у финала пути в Россию.
Санкт-Петербург ждет. Императрица ждет.
А уж как по России блудный дед соскучился. Не передать…
Часть вторая
Цесаревич империи
Глава 1
Пред теткины очи и на златом коне
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ОКРЕСТНОСТИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА. 1 (12) февраля 1742 года
Мы ехали в столицу. Ехали со всем шиком. Премьер-майор Николай фон Корф возглавлял процессию на белом коне. Солдаты Копорского пехотного полка охраняли мою тушку, кто на облучках, кто на конях. Кавалеристы кирасирского моего королевского высочества герцога Гольштейн-Готторпского полка в сверкающих позолоченной «чешуей» кирасах осуществляли почетный эскорт.
Было в меру помпезно и местами даже красиво.
Утро началось с обычного, но необычного. Вновь в дорогу. Но все совсем не так, все совсем иначе. Не просто очередной день бесконечного пути – последний день вояжа. Я постучал по дереву (благо его тут намного больше, чем стекла и пластика) – не последний день. Крайний день. Я приеду пред ясны очи, но впереди меня ждет вся жизнь, полная таких вот вояжей и прочих поездок. А поезда у меня тут появятся совсем не так скоро, как мне того хотелось бы.
Сборы были недолги… Как голова Корфа исчезла за дверью, я спрятал письмо в один внутренний карман, а датские ассигнации во второй. Шкатулку с письмами закрыл и отправил в свой личный носимый сундучок. Я его от себя не отпускаю теперь даже во сне. Там самое ценное: мои записки, письма, походная касса… И шкатулка вот эта, набитая дорогими письмами и двумя су.
Если кто думает, что в преддверии Санкт-Петербурга у нас были ковровые дорожки, оркестры и цыгане, то ошибается. Ждут нас к полудню, а значит, и фейерверка не будет.
Крыльцо. Накинул подаренную теткой соболью шубку. Снег, солнце, люди, кони… Охранявшие меня копорцы тоже при конях, полк пехотный, а эти, стало быть, – драгуны. А вот и шесть кирасиров моего имени полка латами блестят…
Справа от крыльца, переливаясь огнем на солнце, стоит конь. Не так чтоб высокий – в холке на полголовы выше меня. Но статный с широкой спиной и… Огненно-соловый! Почти изабелловый. Только хвост и грива темней.
Хороший конь. Вот реально хороший. Даже в чем-то завидно мне его хозяину. Конь – не автомобиль. Он живой. У него характер. Своя ярость и своя верность.
– Чей это красавец, Густав? – кивая на коня головой, спрашиваю вышедшего за мной Крамера.
– Ваш.
Нормально так!
– О, как! Тетушка подарила?