Я поглядел на ее горящие глаза, на тонкие, но сильные руки, которые теперь лежали на моем плече. Ее уверенность была заразительна.
— Ладно, Нур. Снаряжайся. Завтра на рассвете.
Утром, отделившись от основной армии, которая продолжала свои тренировки под руководством генерала Радиши и полковников, мы двинулись на юго-запад. Нур, верхом на белом коне, вела нас за собой, ее взгляд был сосредоточен, а осанка исполнена царственного достоинства, хотя холодные капли дождя барабанили по спине, заставляя ежиться.
По мере того, как мы углублялись в предгорья, лес редел, влажность отступала. Джунгли еще не были до конца пройдены, зато тучи остались позади. Лианы обвивали стволы деревьев, создавая живые стены, сквозь которые пробивались редкие лучи солнца. Воздух был наполнен ароматами незнакомых цветов, смешанными с запахом земли и воды. После нескольких часов пути Нур, не сказав ни слова, повернула коня в сторону, указав рукой на едва заметную тропу.
— Здесь, мой атаман, — промолвила она и поделилась секретом. — Мой отец иногда отдыхал в этом месте, когда ездил на тайные переговоры с владетелем Ориссы. Он был нашим тайным союзником, и на границе его княжества отец устроил тайники. Но до них еще нужно ехать несколько дней. Привал нам не помешает.
Мы пробились сквозь плотную завесу зелени, не такую мокрую, как ближе к океану, и перед нами открылась картина неземной красоты. В просвете между деревьями, словно драгоценный камень, сияло небольшое озерцо в обрамлении изумрудной зелени, его воды были настолько чистыми, что отражали небо, создавая иллюзию бездонной синевы. Над ним, с отвесной скалы, низвергался мощный водопад, разбиваясь о камни внизу мириадами брызг, которые переливались на солнце радужными ореолами. Воздух здесь был свеж и прохладен, напоенный влагой и запахом цветущих растений. Скалы и подножия деревьев вокруг были укрыты густым, ярко-зеленым мхом, а на берегу озера расцвели незнакомые мне цветы, их лепестки казались бархатными и светились в полутени.
— Рай, — прошептал я, спешившись. — Настоящий рай.
— Отдых для тела и души, мой любимый, — Нур улыбнулась, и эта улыбка, полная нежности и соблазна, была предназначена лишь мне одному.
Козин расставил дозоры, и мы, вдвоем, оставив свиту в лесу собирать валежник для костра, подошли к озеру. Вода была теплой и нежной, обволакивающей тело. Я погрузился в нее, чувствуя, как усталость покидает мышцы, а прохлада очищает мысли. Нур, сбросив свои одежды, вошла следом, ее смуглое тело, влажное и блестящее, казалось высеченным из темного мрамора. Она подплыла ко мне, и мы обнялись.
За стеной воды, создаваемой водопадом, куда не долетали взгляды дозоров, мы предались нашей страсти. Шум падающей воды заглушал стоны, а брызги ласкали разгоряченную кожу. В этом уединенном уголке мира, защищенные от любопытных глаз и невзгод, мы на мгновение забыли о войнах, политике, будущем. Были только мы, наши тела, слившиеся в едином танце, и древняя, первобытная магия этого места. Я целовал ее кожу, пахнущую дикими травами и водой, губы, грудь. Ее пальцы впивались мне в спину, а дыхание обжигало мое ухо, когда она шептала что-то на хинди, слова, которых я не понимал, но смысл которых был ясен без перевода. Момент был настолько чистым, настолько совершенным, что казалось, само время остановилось. Мир за пределами водяной завесы перестал существовать.
Наутро, освеженные и полные новых сил, мы продолжили наш путь. Через два дня, преодолев еще несколько холмов, мы добрались до неприметной деревушки, которая, казалось, жила своей особой тревожной жизнью. Жители выбежали нам навстречу и принялись о чем-то умолять. Худощавый седой старик в белой набедренной повязке, местный староста, повалился мне в ноги.
— Один из двух их колодцев, не главный, но в засуху без него никак, около него бродит леопард-убийца. Спустился с гор, убил уже троих. Они просят о помощи, — пояснила мне Нур. — Нам тоже нужен этот колодец. Придется вмешаться.
— Людоед? — усмехнулся я, почувствовав, как в груди зародилось знакомое чувство вызова. — Ну что ж, проверим, насколько этот дьявол силен и чья воля окажется крепче.
Я жестом подозвал к себе нескольких казаков. Зачетов, Назаров, еще двое крепких донцов — они тут же встали рядом, их лица выражали готовность к любому моему приказу, будь то бой или охота на зверя в джунглях. Мы зарядили винтовки и отправились к колодцу. Деревенские, движимые любопытством, позабыв о страхе, поплелись за нами.
Чем ближе мы подходили, тем отчетливее слышался не грозный рык, а надрывный скулеж, громкий и отчаянный — из-под земли. Сверху колодец казался бездонным, его горловина была словно раскрытая пасть, поглощающая свет. Его стены были сложены из больших, грубо отесаных камней, покрытых мхом и редкими полусгнившими лианами. В глубине, куда едва проникали лучи солнца, царил мрак, казавшийся почти осязаемым. Из колодца веяло прохладой, сыростью, затхлой водой и чем-то еще — духом хищного зверя и мокрой шерсти. Я крикнул посветить и в сполохах факела увидел удивительную картину. В середине колодца плавал труп большого леопарда пузом кверху. Судя по соскам — самка. Рядом на выступающем еле-еле из стены камне сидел котенок.
— Провалился детеныш, мать пыталась спасти да издохла, — заключил Козин с оттенком жалости или сожаления. — Слышал я, что самка леопарда после трех месяцев начинает выводить детенышей на охоту. Видать, не уследила. Полезла спасать и…
Я с интересом всмотрелся в котенка. Его шерстка, покрытая такими же пятнами, как и у матери, была еще мягкой и пушистой, но уже начинала приобретать характерную жесткость дикого зверя. Крохотные ушки прижаты к голове, словно он пытался спрятаться от шума мира. Леопард был совсем маленький, едва больше домашнего котенка. Он пищал, тонко и жалобно, словно маленький сверчок, потерявший свой путь в огромном мире джунглей. Его тонкие усики подергивались, когда он пытался принюхаться, но не находил привычного запаха молока и тепла, лишь запах смерти и холода.
— Вот она, ваша людоедка, — произнес я, повернувшись к деревенским, чей страх и недоверие все еще витали в воздухе. — Утонула. А ее детеныш остался один.
Местные жители, увидев труп и услышав мои слова, забормотали, их страх постепенно уступал место изумлению и жалости. Они не ожидали такого исхода, их представления о могучем людоеде были разрушены жестокой реальностью. Некоторые из них, женщины и дети, начали тихо плакать,